Серпантин

Мильштейн Александр

Хотя после ночи, проведённой на ялтинском газоне... Линецкому было уже абсолютно по фигу, где он проснётся...

Он уже засыпал, но вдруг услышал грохот... Открыл глаза и увидел за окном голых мокрых людей с отбойными молотками... Автобус стоял на светофоре, светофор не светил - был ослеплён солнцем... Один рабочий, встретившись с Линецким взглядом, крикнул: "Чего вылупился?"... Автобус поехал: закрыв глаза, Линецкий снова стал клевать носом... Свою умственную скорлупу... Пока снова не вылупился... И на этот раз - без соглядатаев...

Мы только увидели, как тело

Линецкого стало заваливаться набок, как голова ткнулась в бок Переверзева, как тот съехал по своему сиденью вниз - ровно настолько, чтобы можно было переложить голову Линецкого к себе на плечо. Там эта голова и пролежала до самой Феодосии.

Глава 7. Красивые жесты

Было уже близко к полудню, когда странноватая, прямо скажем, парочка, приехавшая накануне вечером, вышла наконец из своего флигеля. На нём были белые брюки и рубаха, а на девушке, которая годилась ему в дочки, если не во внучки, что-то вроде пёстрого газового платка, обёрнутого вокруг бёдер... Ну и лифчик по случаю такого наряда, она, конечно, не носит, - думала Марфа Дмитревна, отводя взгляд от новоприбывших и устремляя его на дно колодца... Она намеренно не спешила его поднимать, чтобы дать им возможность пройти. Чтобы не встречаться и не думать, в какой форме выказать своё презрение... Но что-то не слышно было шагов... Марфа Дмитревна медленно поднимала ведро... Пока ей не пришло в голову, что они стоят и смотрят ей в спину... Она резко обернулась... Ведро дёрнулось, выплеснулась только что набранная вода...

– Вы что-то хотели?
– сердито сказала Марфа Дмитревна.

– Да, - сказала девица.

Марфа Дмитревна машинально мотала цепь, поднимая пустое ведро.

– Говорите, - сказала она таким тоном, что нормальные люди сразу бы забыли, что им было нужно... Но наглая девка и бровью не повела.

– Можете нас сфотографировать?
– спросила она. В руках у неё был большой чёрный фотоаппарат, она уже протягивала его Марфе Дмитревне. Та нехай горит оно всё ясным пламенем, - подумала та, - абы гроши платили...

– Ну давай, - сказала она, - щёлкну, чего уж, не жалко.

– Подождите, пожалуйста, секунду, - сказала девушка, - сейчас.

С этими словами она подошла к колодцу. Усатый пошёл туда же, снова положил ей руку на талию...

– Ну, снимать?

– Одну секундочку, - девушка взяла в руку ведро. Так вот им захотелось, на фоне колодца, и она, значит, с ведром. А может, лучше папика свого на руки возьмёшь?
– хотела спросить Марфа Дмитриевна. Но не спросила. Оно ей надо?

– Да, вот теперь, пожалуйста, - сказала девушка, жмурясь от солнца и силой раскрывая на миг глаза...

– Ну, чего ж вы не снимаете?

– Так а... Ведро-то пустое. Зачем же его тогда держать?
– спросила Марфа Дмитревна.

– На фотографии не будет видно, что оно пустое, - улыбнулся усатый нянь.

А "дочка" его так даже захихикала... А шо смешного-то?

– Это и примета плохая, и вообще...
– сказала Марфа Дмитриевна.
– Ну да ладно, моё дело маленькое, - и она нажала на кнопочку.

– Вот так вы всё и

снимаете, - проворчала она, отдавая фотоаппарат, - ведро пустое, а на фотографии полное...

– А вы знаете, что на параде в Москве Сталина не было? Его туда вставили потом, на пустое место.

– Ну и чего?
– удивилась Марфа Дмитриевна.
– А я ему не верила, и вам не верю! Вы на него похожи, кстати, посмотрите на себя в зеркало, у вас в комнате висит, в уголку...

– Ты странный, Доплер, - сказала девушка, когда они вышли за калитку, - ну причём тут был Сталин?

– Смею вас заверить... Что Сталин тут уже точно не при чём. Просто хотелось позлить старуху... А чем ещё ей можно досадить?

– Зачем её злить? Не забывай, что она наша хозяйка.

– Правильно, вот я ей и вспомнил Хозяина, - рассмеялся Доплер.
– Да ты что, боишься? Думаешь, отравит?

– Не сомневаюсь. Поэтому дома мы не будем есть. Нельзя оставлять продукты в холодильнике.

– Скажи лучше, что тебе не хочется готовить... Ладно, будем питаться в общепите, что же нам остаётся, - сказал Доплер с такой трагической интонацией, что она погладила его по головке:

– Бе-е-е-едненький.

Он съел яичницу с ветчиной, она - блинчики с мёдом. В кафе было не жарко сидеть, с моря дул ветерок. Поэтому, окунувшись в море, они вернулись обратно под навес. Она заказала мартини, он - минеральную воду. Первое погружение в море - этим она оправдывала своё утреннее маленькое пьянство.

– А я что-то не заметил, - сказал он, - мне показалось, что ты разочарована...

– Что ты, что ты... Это было круче, чем лишиться невинности... Согласись, нельзя не отметить.

– Но мне не хочется с утра, по такой жаре... Меня сразу разморит, я буду, как медуза на берегу, ты их ещё не видела?

– Доплер, можно я тебе признаюсь? Я соврала. Я уже не первый раз на море. Я сама не знаю, зачем... Я всегда говорю тебе правду и только правду.

Он рассмеялся.

– Так ты не сердишься?

– А может, ты и не девственница?

– Да ну тебя!

– Это было твоё сравнение, между прочим.

– Ну ладно, не придирайся к словам.

– Уж тебе ли меня упрекать? Вон, смотри, он тоже пьёт с утра, - прошептал Доплер, - как он тебе, а?

Он сидел к ним спиной, вполоборота. Видна была бронебойная шея, спина, ноги в чёрных кроссовках лежали на столике. Рядом с ногами стоял стакан со светлым вином. Он курил тонкую сигару, дымок поднимался, казалось, прямо из стриженой макушки. Судя по тому, что он давно уже не менял положения, в этой голове действительно могло происходить какое-то движение мысли...

– Что-то в нём есть, да?

– Ну да. В такой недвижимости всегда что-то мерещится...

– А ты уверена, что он бандит?

– Ты что, меня уговариваешь? Ну понятно, вокруг столько самок... Я вижу, как ты их всех регистрируешь. Приехал со своим самоваром, опомнился и решил его сплавить... Но только не ему, Доплер. И вообще, давай сменим тему, а то ветер в его сторону, ещё услышит...

– Он ни разу не оглянулся.

– А ему и не надо. Такой заводится с полоборота... Смотри, смотри, он встаёт.