Серпентарий
Шрифт:
– Вас нашли на окраине Великого леса? – с ужасом спросила Нура.
Ей было жутко даже от одной мысли, что там мог оказаться человек – среди огромных деревьев, в которых жили духи, среди животных, которых духи использовали…
– Да. До сих пор в кошмарах снится, как дух в медвежьем теле гнался за мной. – Мужчина передернул плечами.
– Как же вы выбрались?
– Контрабандисты. Среди них были странные существа с масками в виде черепов разных животных, а еще наги… В общем, Иные! А их духи боятся. Так я и спасся, а после – регистрация, и вот я здесь, – развел руками мужчина.
– Кошмар, – покачала головой
– А? Нет, нет. Полжизни назад. Хотя не уверен, время тут идет по-другому… Мне было пятнадцать лет, когда я попал на Шаран. Перепуганный подросток. Сейчас мне тридцать… вроде как. Я до сих пор удивлен, как долго тут длятся сутки, целых двадцать восемь часов!
– Почему двадцать восемь? Шестнадцать же.
– Я про земные часы, – засмеялся он. – Шаранские часы – да, шестнадцать. Я в общем-то рад временной реформе первого президента Конфедерации Кантонов! Раньше ведь тут на имперский манер время называли.
– Ага, отрезы и промежи, – улыбнулась Нура. – У меня бабушка до конца жизни по ним и считала. Это вам повезло, что у нас гестидские меры не ввели.
– Интеры и сегмы? Да! Я и так был в шоке от того, что ваш час [13] равен почти двум земным. Я думал, буду долго перестраиваться под ваш режим с длинным сном и длинным бодрствованием, но магия странным образом влияет на нас… Говорят, она помогает приспосабливаться к Шарану. Корректирует все. Никто не заразился от меня тем же коронавирусом, а я не подцепил ваш синдром лепестка.
13
Здесь и далее имеются в виду шаранские часы, равные по земному времени примерно одному часу и сорока пяти минутам.
– Магия – спорный элемент нашего мира. Я слышала, на Древней родине ее вовсе нет.
– Нет. Зато у нас есть электричество! А магия ему мешает. Мой смартфон сломался меньше чем за минуту [14] , нагревшись и чуть не взорвавшись в руках. Он до сих пор лежит где-то в том злосчастном лесу…
– Не представляю, как вам было тяжело.
– Это верно. Но человек ко всему привыкает… даже к тому, что годы считаются в зимах!
– Ну раньше на Шаране были длинные зимы, и хоть три года могло пройти, пока зима кончится. А сейчас сезоны выровнялись, – не сдержала улыбки Нура.
14
Здесь и далее имеется в виду шаранская минута, примерно равная земному значению в одну минуту и двадцать секунд.
– Еще одна причина, по которой я рад, что не попал сюда в Эру богов, пока шло заселение. Представить не могу, как сложно приходилось тем, кто попал на Шаран в то время. И ладно, если из какого-нибудь Средневековья, а если, как я, из двадцать первого века?
Люди оказывались здесь из разных временных эпох, поскольку Шаран прорывал своей магией материю не только пространства, но и времени. Конечно, большинство людей, заселивших новый мир, прибывали из ранних тысячелетий, а из тех двух сотен лет, что считались наиболее продвинутыми, было меньшинство. В конце концов, что такое сотня лет для цивилизации, существовавшей миллионы? Слишком
– Знаете, – пробормотал мужчина, – я иногда вспоминаю свою семью… Они ведь наверняка меня искали, а теперь я для них без вести пропавший. Сколько таких на Земле? Не просто пропавших, а украденных Шараном? Ведь со времен заселения этот мир открывал порталы в разные времена…
– Двадцать первый век – последний век, куда Шаран открывал Норы.
– Да… Потому тут и считают, что на Земле случилось что-то ужасное, и отрицают двадцатые века?
– Уже не отрицают. И не всегда все отрицали. Хотя, в общем, вы правы…
– Так, что-то я вас отвлек! Я же должен найти… – Мужчина опустил голову к журналу, снова листая его.
– Ой, ничего страшного. Мне в радость. Не каждый день встречаешь кого-то с Древней родины. Вы, кстати, хорошо говорите на нашем языке, без акцента.
– Я датчанин, – пояснил мужчина, не отрываясь от страниц. – А язык в кантонах – это дикая смесь славянских и скандинавских языков. Так что многие слова я и так знал, однако первое время пришлось потрудиться, чтобы понять, чего от меня хотят. Здесь ведь многие языки перемешались. В Гестиде говорили на латыни и греческом, в Республике говорят на славянских языках, в Тирланде более-менее сохранился английский, в Леоне – французский… В общем-то это ведь все те же люди с Земли, просто слившиеся между собой за время Эры богов, когда выживать можно было лишь объединившись… Нашел! Кея Йон!
Нура вздрогнула. Она так увлеклась беседой, что начала забывать, зачем вообще пришла.
– Ага! Теперь я вспоминаю… Они пришли в третий день второй весенней декады. А имя… Точно! Когда я спросил, как обращаться к женщине, она сказала, мол, зовите Махаон. Вот я и записал.
– Махаон? Как бабочка? – уточнила Нура.
Вспомнились слова из статьи Эрики о Драконе, который держал для себя «бабочек» – молодых девушек. Неужели эта зацепка куда-то приведет?
– Вот и я удивился, даже отметил себе карандашом. – Мужчина поднял журнал и постучал пальцем по строчке, где рядом с именем Кеи были нарисованы кривоватая бабочка и мелкие буквы странного имени.
Рисунок бабочки. Предки! А ведь Нура уже видела подобное! Как она могла забыть?! Визитка стриптиз-клуба из кармана Кеи, где кто-то (возможно, сама сестра) изобразил бабочку. Это явно зацепка!
– Они взяли фотосессию, печать фотографий и альбом… Хм… На память. Эта Махаон болела миазмой.
Нура вздрогнула, услышав название страшной болезни. Она появлялась, когда организм по какой-то причине неправильно накапливал магию и в теле начинали образовываться магические кристаллы, прорывавшие кожу и раздирающие внутренние органы…
– Миазма неизлечима, но ее можно замедлить и стараться не провоцировать образование наростов, – поджал губы мужчина. – Так что мфиз на больных нельзя использовать. Магия, воздействующая напрямую, может вызвать осложнения, особенно когда делают много изображений. Вот они и пришли. Фотоаппараты ведь работают без помощи магии…
Дверь фотосалона открылась, мужчина натянул широкую улыбку и повторил примерно те же слова, которыми приветствовал и Нуру. Она в свою очередь тихо поблагодарила его и поспешила уйти, чтобы не мешать работе.