Серплы
Шрифт:
Я стояла спиной к нему и смотрела вдаль. Волосы спадали на плечи и отливали серебром, казавшиеся совсем белыми на фоне черного плаща. Маркус подошел ко мне сзади и попытался обнять. Я вздохнула и холодно отстранила его от себя, с выражением отвращения и пренебрежения на лице, как будто дотронулась до мусора.
– Тебе здесь не место! – мрачно сказала я. Слова, подобно кислоте, обжигали, отражаясь в его глазах болью. Золотые песчинки искрящиеся на дне его померкли и темно-синие глаза смотрели с горечью.
Мое сердце сжалось в тугой комок. Мне хотелось закричать на себя, остановить,
– Убирайся! – крикнула я отталкивая его. Маркус остался неподвижен. С таким же успехом можно попытаться сдвинуть каменную глыбу. Он последний раз взглянул мне в глаза, а затем развернулся и ушел.
Я бросилась за ним, пытаясь ухватить, но не смогла, как будто он был соткан из тумана, мои пальцы просачивались сквозь. Кажется я кричала и звала его по имени. Вдруг Маркус обернулся и схватил меня за руку.
– Кейт, Кейт! Проснись милая, – говорил он маминым голосом.
Я распахнула глаза, дезориентированная, в полной темноте, пытаясь понять где я. Мама сидела рядом, поглаживая мою руку.
– Кейт, – прошептала она, – тебе снился сон.
Во рту стоял противный привкус безысходности и отчаяния. Я чувствовала себя бессильной, перед самой же собой, от того, что я не могла заставить себя не любить. От того, что не могла договориться сама с собой. Внутри был хаос. Мое сердце, непостижимым образом, было поделено между двумя дорогими людьми: Кейлом, которого уже нет и Маркусом, которого никогда не будет. Слова сами лились из меня шумным потоком из самых недр души, собирая всю печаль и боль в огромную лавину чувств.
– Я так запуталась, – произнесла я, – я люблю Кейла и… еще сильнее люблю Маркуса.
– Это лишь говорит о том, какое у тебя большое сердце, раз оно смогло вместить столько чувств. Чувства к Кейлу – это твои воспоминания, о вас, о нем. Они всегда будут в твоем сердце и в твоей жизни. Это и есть то, что ты чувствуешь, это ваша жизнь: детство, шалости, что вы совершали вместе, бессонные ночи за проектами и бесконечной сборкой флаев, – мама трогательно улыбнулась, – трудно потерять человека, ты знала его с детства, он столько лет был тебе лучшим другом, затем вы выросли, как и ваши чувства, вы сблизились. Потому что знали друг-друга как никто другой. И я уверенна, что если бы все сложилось по другому и Кейл остался бы жив, встретив Маркуса ты бы почувствовала и смогла различить эту любовь.
Я села на кровати обхватив себя за колени и посмотрела на маму. Ее глаза мерцали в темноте, словно две бусины.
– Ты меня любишь? – спросила она.
– Конечно люблю, – ответила я удивляясь ее вопросу. Я очень люблю тебя, сильнее всех… но одновременно, так же сильно как Кейла и Маркуса. Но это совсем другая любовь, теплая и нежная, любовь между мамой и ребенком.
Она улыбнулась и провела мягкими прохладными пальцами по щеке сгоняя страхи ночи.
– Теперь ты поняла. Попробуй уснуть, еще темно.
Я непрестанно рылась в своей голове расставляя все по полкам. Действительно, любовь ко всему, что живет в моем сердце такая разная. Любовь к Маркусу, к Кейлу, к маме, к брату. К старому мосту, где я так люблю проводить время, к ароматному терпкому кофе и полету на флае. Тысяча оттенков любви… Как у
Я так и не уснула, за окном тянулись нити блеклого розового рассвета и тысячи флаев – спутники Обливиона. Я решила, что лучше приготовить себе кофе, заснуть уже не удастся. Тихо пробравшись на кухню, я включила свет и от испуга вскрикнула. За столом, доедая мороженое, сидел брат.
– Ты напугал меня, – в лицо бросилась масса изменений, которые произошли с ним. Он стал шире в плечах, мальчишеская фигура приобрела мужские очертания.
– Извини, – прозвучал низкий голос. Я стояла раскрыв рот. Неужели я могла пропустить так много жалея себя?!
– Джейк!
– Что? – произнес он продолжая жевать.
– Ты вырос.
– С этим не поспоришь, – хохотнул он и поднялся, чтобы выбросить обертку. Джейк возвышался надо мной почти на пол головы. Я пропустила важный период в его жизни пребывая в страшном дурном сне. Хотелось бы сказать, что это ни когда не повторится, но я боюсь. Лучше не бросать судьбе вызов и она ответит тем же.
– Сегодня шел снег в горах. Полетели кататься на сноубордах?
– Я за! – ответила я в надежде на то, что это отвлечет меня хотя бы до вечера.
Свежий воздух был потрясающий, холодный и хрустящий на вкус. Мы очень давно никуда не выбирались вместе. На время я забыла о том, что у меня есть брат – любимый, родной и очень близкий человек. Я вполне сносно каталась на борде, Джейк же делал это феерично.
Я с восторгом наблюдала за его фрирайдом. Пока я плутала в пушистом снегу между конусами, он стрелой летел вниз, превращаясь в маленькую красную точку в белой пустыне. Он покорил агрессивный склон даже не разу не пошатнувшись. Ему уже 16. Почему он мне всегда казался малышом? Он уже мужчина. На моем лице расползлась улыбка, меня распирало от гордости. Потому что у меня самый замечательный брат, потому что мы сейчас рядом и потому что свежий холодный воздух опьянял меня.
Снег сверкал и переливался на ярком солнце, а воздух был настолько чистый и свежий, что у меня кружилась голова. Может быть от счастья. Ведь сейчас я чувствовала себя счастливой, я скучала по Джейку, я была рада снова слышать его смех и видеть хитрый прищур карих глаз.
Мы уселись на сноуборд и достали термос с горячим чаем. От кружки поднимался белый пушистый пар. Отсюда открывался вид белоснежной долины. Шел снег и крупные пушистые снежинки кружились вокруг нас в хитром танце. Я открыла ладонь и стала их ловить.
И тут же в меня полетел снежок, попав прямо в затылок. Снег ледяной крошкой посыпался за воротник. Я вскрикнула, вскочила и стала отряхиваться, пока Джейкоб смеялся, как сумасшедший.
Теперь настала моя очередь швырять снежки, но Джейк уворачивался с такой ловкостью, что я ни разу не попала в него. Мне стало жарко, и когда мы оба извалялись в снегу и выдохлись, я в изнеможении упала спиной в прохладный снег, Джейк лег рядом и повернулся ко мне.
– Ты похожа на подтаявшего снеговика, – улыбался он. Щеки брата были красными от мороза, а ореховые глаза мерцали в лучах солнца, словно мед.