Серый кардинал

Смирнов Борис Александрович

Так спасительная операция превратилась в кровавую бойню. Девять молодых рыцарей встали против трех десятков обученных наемников Карад-гхура.

— За Таракса! — раздался воинственный клич в ночной тиши.

— Да станут черные лилии алыми! — подхватил другой рыцарь.

— За Салансар! — прокричала воительница и кружась в смертельном танце, ринулась в самую середину. Кто-то окликнул ее, но она не обратила внимания.

— Держать строй! — крикнул Кербин, в отчаянной попытке заставить молодых рыцарей не расходиться. Но это было бесполезно…жажда подвигов и стучащая в висках

молодая кровь пересилили боевые кодексы. В этот момент раздался треск — древний лук переломился от удара топором. Юноша выругался, закрылся наручем от смертельного удара. В глаза полетели металлические искры, за которыми последовали брызги крови. В следующее мгновение наемник рухнул с рассечённой шеей.

Зазвучали слова магии и один из наемников занялся огнем, другой — ушел под землю схваченный демонической ловушкой.

— Неплохо — услышал Кербин голос Теймоса за спиной.

Уловив движение воздуха над правым плечом, Кербин пригнулся. И вовремя. Стрела с черным оперением просвистела в сантиметре от его уха. В следующее мгновение рядом с ним стояла юная лучница. Не успел воин сделать ей замечание, как его окликнул женский воинственный голос.

— Ты пришел за мной, Кербин Саракс — полудемон! — услышал он давно забытый голос. Голос собственной сестры Джулианы.

— Джул, давно не виделись — сказал Кербин, расправившись с наемником.

— Довольно долго, брат — ответила девушка и перерезала горло одному из рыцарей. На лице Кербина не дрогнул ни один мускул. Зато рыцарь семьи Наитре вступился за товарища, размахивая глефой и выкрикивая её имя — сделал выпад.

— А ты, я смотрю, стал еще более бездушным чем раньше — сказала девушка, по кошачьи увернувшись.

— Джулиан, вернись! — выкрикнул Наитре, задыхаясь.

— Забудь меня… Джулиан не договорила — захлебнулась собственной кровью, пронзенная двойной глефой. Глефой парня, которого когда-то любила. Ее зрачки расширились от удивления и непонимания.

Кербин не услышал короткого приказа, но среагировал молниеносно. Он почувствовал, как сталь легко вонзилась в плоть и на меч осело бездыханное тело. Обернулся. В луже собственной крови, постепенно перевоплощаясь в человека, лежала черно-белая волчица. Сердце Кербина дрогнуло, в глазах потемнело. Он узнал эту девушку, когда-то часто гостившую с родителями в замке Хранителей — Низартэ. Несколько секунд Кербин смотрел на тело девушки, вслушиваясь в звон стали. И среди этого звона он отчетливо услышал тихий, злобный смех. Напрягая слух до предела, Кербин различил старческий голос. Осмотревшись, он заметил сгорбленную старуху, объятой зеленым сиянием. Она попалась в его демоническую ловушку и деактивировала ее.

— Ведьма — зашипел Кербин и крикнул — Теймос, сожги ведьму!

— Арсалан Кардазар! — прозвучали слова заклинания и все демонические ловушки вспыхнули алым пламенем.

Кербин подскочил к ведьме, занес меч для удара. И замер, застыл не в силах пошевелиться. Ведьма продолжала смеяться. Собрав волю в кулак, воин обрушил лезвие меча на старуху. Лезвие вспыхнуло синим пламенем, разрушая магический щит. Брызнула зеленая жидкость. Ведьма вскликнула.

— За Низартэ! — выкрикнул Кербин, занося меч для решающего

удара.

— Да станет любовь проклятием твоим и не проживешь ты более, отмотав дважды по восемнадцать лет! Да станет демон твой вечным проклятием для тебя и близких твоих! — прокричала ведьма, умирая.

— Ну все…с ведьмой покончено… — выдохнул Кербин, вкладывая меч в ножны. — Осмотрите раненых! Тела Джулиан, Низартэ и рыцарей мы берем с собой!

— Да сэр — дружно отозвались четверо рыцарей. Двое из которых еле держались на ногах.

Кербин опустился на землю и облокотившись о ствол дерева, отсутствующим взглядом смотрел на тела двух девушек, завернутых в плащи. Если кто-то из рыцарей обращался к нему с каким-либо вопросом, то он не отвечал. Не мог ответить. Но Кербин был нужен этой четверке рыцарей, суетившееся в лагере наемников в поисках какой-либо информации или того, что плохо лежит.

— Очнись, ворон! Встань и раздай необходимые приказы! — раздавался в его сознании голос Валакара. — Прикажи собираться и отправляться домой! Но Кербин не реагировал, он еще не мог поверить в смерть сестры и Валакар взял контроль над его ослабевшем телом. Глаза юноши вспыхнули синим пламенем и, как бы нехотя, он поднялся.

— Парни, собираемся и уходим! Те, кто может сидеть в седле, повезут тех, кто не может! Тела погрузите на спины свободных лошадей. — неожиданно для всех раздался голос Кербина. Все обернулись и заметив глаза командира- отпрянули.

— Валакар, спасибо за заботу. Я сам — сказал Кербин, телепатически и встряхнул головой дабы стряхнуть оцепенение. — Выполняйте! Все снова засуетились.

— Сэр, обнаружена повозка. Мы… — сказал один из рыцарей.

— Погрузите в нее тела, запрягите лошадей и уходим! — ответил Кербин.

— Да сэр — подавленно произнес рыцарь и исчез. Послышалась возня.

Кербин подозвал коня, уселся в седло.

— Едем шагом! Нам ни к чему торопиться! — сказал он, провожая взглядом повозку с грузом.

***

Ехали молча. Только у ворот замка Хранителей Кербин решился нарушить молчание.

— Наитре, езжай в замок. Отдохни. — сказал он тихо, поравнявшись с рыцарем. Тот коротко кивнул и повернул коня.

Створки ворот с лязгом отворились, пропуская рыцарей в скорбном молчании и повозку, накрытую черной тканью.

— Отдыхайте. Я сам доложу — сказал Кербин троим рыцарям, когда они стояли у двери в тронный зал.

— Отец, со всем прискорбием сообщаю, я провалил задание! — сказал он. Хранитель повернулся к нему и с удивлением осмотрел преклонившего колено рыцаря.

— И в чем твой провал? — спросил он с непониманием.

— Я не смог спасти Джулиан Саракс. Она убита. А на меня наложили проклятие — сказал Кербин, с трудом овладевая собой. Он чувствовал, как из мелких ран на его теле сочиться кровь, как с каждым вздохом говорить становиться все труднее.

— Это прискорбно, но моя дочь связалась с наемниками. Рано или поздно это должно было произойти.

Юноша с неподдельным удивлением слушал слова родителя. Хранитель говорил о смерти собственной дочери с таким спокойствием словно убили обычного солдата или косулю на охоте, а не его единственную дочь.