Серый волк и компания. Волшебные истории
Шрифт:
Я послушно присел, чтобы через пять минут вскочить снова. Дед нахмурился, а я шепотом попросил:
– Дедушка, я еще раз хочу послушать "Петю и Волка".
Дед нахмурился еще сильней, мысль о том, что придется оставить ребенка наедине с драгоценным проигрывателем и пластинками была для него мучительна. Неожиданно вмешалась бабушка:
– Пусть он послушает музыку, Виктор. Детям ни к чему взрослые разговоры.
Так я снова оказался в кабинете, где стоял узкий диванчик, книжные полки, письменный стол деда и высокая тумбочка с заветным проигрывателем. Пластинки
– Ничего не трогай, – он включил проигрыватель и вышел.
Я замер, полуприкрыв глаза, звуки музыки захватили меня так же как и в первый ра-.
Пластинка почти кончилась, когда я заметил его. Он сидел на дедушкином стуле, развалившись, закинув ногу на ногу и поводя руками в воздухе. Он был… странным, но, завороженный музыкой, я не думал об этом тогда, а просто смотрел во все глаза.
Его длинные серые пальцы, в два раза длиннее чем у обычных людей, заканчивались длинными заостренными ногтями. И пальцы эти двигались в воздухе, взлетали и опускались в такт музыке, оставляя за собой полупризрачный след, который таял, чтобы возникнуть вновь, когда музыкальный пассаж повторялся.
Сам он тоже был серым и длинным, очень худым. Острые колени подергивались вслед за мелодией, жидкие длиные волосы на голове руках и ногах подрагивали в такт музыке. Он танцевал, точнее нет, парил и растворялся в звуках, в воздухе.
Лицо у него было смазанным, полузавешенным бесцветными волосами. Глазки маленькими и невыразительными, рот и нос выглядели небрежными запятыми на вытянутом лице.
Не переставая пританцовывать и дирижировать в такт, существо повернуло ко мне голову и расплылось в улыбке.
– Кто же это? – растерянно подумал я, не решаясь нарушить странный танец и прервать волшебство.
– Здравствуй, мальчик, – пропело существо. – Я грааампл.
Грампл взмахнул руками в такт завершающим аккордам грампластинки и рассыпался в воздухе серой пылью и звоном колокольчиков, которые вплелись в музыку и отозвались у меня в сердце.
Через секунду он возник рядом с книжным шкафом, около полки с пластинками, пропел:
– Ммммммузыка, – и опять исчез, чтобы снова возникнуть на стуле. Теперь на длинном пальце грампла, поднятом вверх, покачивалась круглая черная пластинка, а палец гнулся как гуттаперчевый, вперед-назад. Грампл некоторое время смотрел на нее, а я вспомнил, что дедушка не велел мне трогать пластинки и испугался.
Грампл усмехнулся, заглянул мне в глаза и я увидел, как его маленькие глазки расширились, стали большими, круглыми и манящими, черными, как тело грампластинки.
– Обожаю, – пропел он, открыл рот, закинул туда грампластинку, и опять исчез со звоном колокольчиков и звуком лопнувшей струны.
До этого момента я сидел как завороженный, но теперь мне стало страшно. Я вскочил и грампл снова появился передо мной. Теперь он парил в воздухе, глядя на меня сверху вниз.
– Не обижу, – прозвенел он. – Любишь мммузыку?
Я молча кивнул. Тогда грампл сорвался с места и влетел в меня. И я ослеп от звуков.
Но теперь я уже знал всё. Грампл появился сюда, призванный звуками грампластинки. Черные диски обладали над грамплами странной властью. Звуки музыки, тишина и упоенный музыкой слушатель, призывали грамплов и они ничего не могли противопоставить этому зову. Они приходили, послушные ему и потихоньку истончались в нашем мире, полном странных звуков.
Этот грампл очень хотел жить и мы договорились. Я дал ему пристанище, а он мне свою музыку. Это было непросто. Иногда я целыми днями не видел лиц и предметов, только слышал звуки. Но я привык. И грампл внутри меня тоже привык.
Ммммузыка.
Музыкальная школа, музыкальное училище, консерватория.
У меня была и своя жизнь, конечно. Я даже женился на замечательной женщине. Правда, к тому времени я не видел лиц, но в ее движениях была удивительная музыка и гармония. С дедушкой мы подружились, он учил меня и передал мне свою коллекцию пластинок. Иногда мы с грамплом слушаем их.
Учитель испанского
Собственное тяжелое дыхание двойным эхом отдавалось в ушах, в боку кололо, глаза заливал пот и вытереть его не было никакой возможности из-за проклятой маски. Человек, бежавший впереди, с ужасом оглянулся.
– Я не делал этого, – завопил он, прыгая с одной крыши на другую. Черепица при этом загрохотала почти угрожающе.
– Ох, не навернуться бы, – мелькнула мысль. Зорро прыгнул следом. Кое-как удержался на ногах, бросился дальше, но узкий конек крыши вынудил его чуть сбросить скорость. Он ухватился за печную трубу, обогнул ее и увидел, что беглец уже съезжает с крыши вниз.
– Стой! – хрипло крикнул Зорро. – Я хочу просто поговорить! Ты же разобьешься! Жизнь дороже драгоценностей!
Но тот лишь сильней оттолкнулся руками и полетел с края крыши.
Зорро показалось, что он сам падает и разбивается.
– Мне не стоило это всё начинать, – прошептал он и наконец-то вытер холодный пот со лба.
Наутро их Величество Арчибальдиус Зонтаклюс Пятнадцатый, скорбно поджав губы, разглядывали гигантскую копну сена, кем-то разворошенную и разбросанную по двору.
– Безобразие, – наконец изволили высказаться их Величество. – Мало того что из нашей Королевской Сокровищницы пропала шкатулка с фамильными драгоценностями, так теперь еще и этот возмутительный бардак! Бардак везде и всюду!
Королевская трость звонко ударила по брусчатке двора.
– По замку в ночи с воплями носятся старший конюх и непонятная личность в маске, потом конюх исчезает и по Королевству ходят сплетни, что это он сбежал с нашими драгоценностями. И что теперь скажут соседи? – Арчибальдиус сдвинул корону на макушку, поскреб намечающуюся лысину, перевел взгляд на придворных и вздохнул.