Серж. Книга 1

Солнце медленно выползло из-за домов, робко лизнув окружающее пространство своими тёплыми лучами, пытаясь заглянуть в окна высотки на площади Восстания и сообщить о наступлении нового дня. Электронные часы, помигивая зелёным двоеточием, коротко пискнули, показав 5:30. Мужчина чуть за пятьдесят накрыл ладонью клавишу отключения сигнала, и часы притихли, вновь ровно помигивая зелёными точками. Сев на кровати, он задумался на минуту, вставив ноги в тапочки, поднялся. Открыв дверь, ведущую из спальни в гостиную, сморщился

Посреди большой комнаты, обставленной дорогой итальянской мебелью, развалившись в кресле, спал молодой человек в помятом дорогом импортном костюме. Приспущенный галстук поверх белой рубашки, на воротнике которой красовалось красное пятно от губной помады, сбился в сторону. Левая рука, свесившись через подлокотник кресла, крепко сжимала початую бутылку французского коньяка. На вытянутых ногах — идеально сидящие импортные туфли.

Мужчина с минуту смотрел на отпрыска, развалившегося в кресле, вздохнул и направился на кухню готовить завтрак. Спустя десять минут на столе стояла сковорода с яичницей и чашка свежесваренного кофе, аромат которого заполнил помещение.

Не торопясь, помыв посуду после завтрака, мужчина отправился в душ. Через десять минут, надев идеально отглаженную рубашку, он вышел из комнаты, пройдя в прихожую, остановился у большого зеркала, закреплённого на стене, повязывая галстук.

— Мужчина, подъём! — подтянув узел, громко произнёс он.

Молодой человек заворочался в кресле, открыл глаза и попытался сфокусироваться на окружающей обстановке. Не сразу, но это ему удалось. Сев поудобнее, он потянулся, посмотрел на бутылку в руке, словно раздумывая, приложиться или нет, и повернул голову на голос.

— О, батя! На труды праведные собрался?

— И как понимать твоё состояние? — мужчина строго смотрел на сына.

— Так вчера выпускной был, я ж тебе говорил, — вздохнул молодой человек и поморщился.

— Аргумент! А главное — замечательный повод нажраться до поросячьего визга…

— Скажешь тоже… — выдохнул молодой человек — Всё в рамках приличия. Ну, перебрал маленько… Так повод серьёзный. Теперь я дипломированный специалист… — улыбнулся сидящий в кресле и, достав из внутреннего кармана пиджака корочку тёмно-синего цвета, протянул отцу.

Мужчина взял документ в руки и, открыв, удовлетворённо покачал головой.

— Что дальше думаешь делать?

— Как что? — молодой человек удивлённо смотрел на отца. — Через три дня распределение. Надеюсь, ты не откажешь в помощи единственному сыну и позвонишь кому следует, чтобы меня правильно распределили. И поеду к буржуям, понесу вечное, доброе, светлое в их загнившие души, — криво улыбнулся он.

— И куда же ты собрался? Так интересуюсь, мне же позвонить нужно… Хотя мне казалось, что ты и сам учился неплохо.

— Мне бы в Западную Европу… А ещё лучше — в Штаты… — блаженно улыбнулся молодой человек.

— А чем тебе Африка не мила?

— Батя, не порти настроение с утра. Я лучший на курсе, к папуасам пусть едут зубрилки, которые пять лет из кожи вон лезли, чтобы доказать, что они тоже чего-то

— А ты, значит, такой молодец! Учился легко и без напряга, и я не решал твои вопросы? Или напомнить, как тебя хотели отчислить за аморалку?

— Отец, заканчивай… Вот вечно ты нудишь. Сам ведь всё знаешь. Есть мы, а есть те, кто из штанов готов выпрыгнуть, лишь бы встать с нами на одну ступеньку. Вот только ровней нам они никогда не будут… — хмыкнул молодой человек.

— Что-то я тебя не пойму? — мужчина прищурясь смотрел на сына, — Ты что, себя исключительным считаешь? Поясни мне, дураку старому…

— Батя, вот чего ты начинаешь? Ты — партийный функционер, я — твой единственный и, надеюсь, любимый сын. Значит, мне открыта дорога куда? Правильно — куда захочу. А есть те, кто ещё вчера в навозе ковырялся, а приехав сюда, умудрились поступить в МГИМО и теперь считают, что выиграли в лотерею и им открыты те же дороги, что и нам.

— Так ты у нас исключительный? — мужчина скрипнул зубами, — Считаешь себя выше тех, кто добивается всего в жизни сам?

— А что, разве не так? Кто они? Выскочки! Зубрилки. Я даже при всём своём раздолбайстве учился лучше любого из них.

— Вот оно как… — мужчина покачал головой. — А может, это тебе повезло родиться в семье, которая по положению немного выше простых рабочих? Ты хоть раз видел, чтобы я ставил себя выше кого-либо? Или вёл себя неподобающе, общаясь с людьми?

— Всё, бать, кончай… А то ты мне сейчас будешь рассказывать, для чего в восемнадцатом революцию устраивали… Все и так знают, как у нас в стране всё происходит. Таким, как я, открыты все дороги, а выскочкам удастся добраться только до определённого уровня, хоть они и из штанов выпрыгивать будут.

— Это когда же ты таким стал? Когда я тебя упустил? — мужчина вздохнул, глядя на сына.

— Извини, отец, но воспитывать меня поздно. Не надо меня лечить рассказами о любви к Родине и служении народу. Родину люблю, народу готов служить, но по-своему… И лучше где-нибудь в дипломатическом представительстве развитых стран, — засмеялся молодой человек.

— Как же у меня такая циничная сволочь выросла?

— Так, батя, заканчивай. Ты вроде на службу собрался? Так поторопись, а то опоздаешь…

— Серёжа, ты сейчас серьёзно говорил или это коньяк в тебе говорит?

— Батя, езжай, пора Родине служить…

Мужчина внимательно всматривался в лицо сына. Появившийся прищур глаз ничего хорошего отпрыску не сулил.

— Проспишься — и вечером вернёмся к этому разговору…

Мужчина надел пиджак и, открыв дверь, вышел из квартиры. Щёлкнула собачка «английского» замка, оповещая, что дверь закрылась.

Молодой человек не торопясь поднялся по ступеням главного входа Московского государственного института международных отношений, прошел большой светлый холл и поднялся по лестнице на второй этаж. Остановившись, окинул пространство взглядом: группками и поодиночке стояли выпускники, а точнее — уже дипломированные специалисты, прибывшие для получения распределения.