Серж. Книга 2
Шрифт:
— Так они у тебя оба из Москвы или ошибаюсь?
— Верно, но у Сергея девушка в Питере, — произнес Седой.
— Пусть едет, но сообщит, как с ним связаться, если что-то изменится.
— Спасибо!
— Все, отдыхайте…
Сергей ключом открыл дверь и вошел в квартиру. Всё на своих местах — уже много лет в квартире ничего не меняется. Отец не любит серьезных изменений. Пройдя в комнату, мужчина бросил спортивную сумку.
— И что ты хотел увидеть в холодильнике холостяка? — засмеялся Сергей.
Быстро одевшись, спустился на первый этаж и вышел на улицу, поежившись от пронизывающего осеннего ветра. Зашел в гастроном и купил продуктов.
Перед приходом отца Сергей почистил картошку, натер мясо какими-то специями и, выставив температуру, сунул в духовку. Посмотрев на часы, улыбнулся и, порезав картошку, поставил сковороду на плиту. Через пару минут на сковороде шкворчала жаренная картошка. Порезал купленные овощи и выложил на большое блюдо.
Николай Владимирович, открыв двери, улыбнулся — запах из кухни был многообещающим. Сергей вышел в коридор с повязанным передником.
— Сын! — отец обнял Сергея.
— Пап, здравствуй!
— Ты надолго? — мужчина с теплотой во взгляде смотрел на сына.
— У меня неделя. Утром хочу к Наташе поехать.
— Вот это правильно! Давай, переоденусь, и ты меня будешь кормить. Запах… — отец поднял глаза к потолку и качнул головой.
Сергей поставил сковороду на стол и, достав мясо, выложил на блюдо. Выставил бутылку коньяка и два пузатых бокала на низкой ножке.
— Ух ты! — отец стоял в дверях кухни. — Прям как в хорошем ресторане!
— Присаживайся, — засмеялся Сергей. — Как на работе?
— У нас всё по-старому. Как вы съездили?
— В целом хорошо, — на губах Сергея блуждала улыбка. — Познакомился с замечательными людьми. Многому научились…
— Как Игорь? — Николай Владимирович взял бокал с коньяком, глядя на сына.
— Замечательно, думаю, уже у Женьки.
Мужчины сомкнули бокалы и выпили содержимое одним глотком.
— Ты стал немногословен. Рассказывай хоть про природу, наверное ведь ездили куда-нибудь, — засмеялся Николай Владимирович.
— Пап, это словами не передать. Такое надо увидеть. Никарагуа — сказочная страна: джунгли, озера, вулканы… А какие там рассветы и закаты! Но там идет война.
Сергей вновь разлил по бокалам коньяк, и мужчины выпили.
— Сын, ты выбрал трудную, но почетную дорогу. Знаешь, когда ты заканчивал университет, я был горд, что у меня сын скоро будет дипломатом. Но даже не мог представить, что ты всего за год станешь другим. Что тебя будет волновать чужая боль… Ты стал мужчиной, защитником…
— Пап, нас, как маленьких, от всего ограждают. Нас обучили такому, что если рассказать, то будешь смеяться и приговаривать: «Так не бывает», — тяжело вздохнул Сергей. — Еще и вруном назовешь, потому что поверить, что люди способны на некоторые вещи, очень трудно, пока сам не увидишь. И нам не дают все знания применить на деле. Мы как статисты — за всем наблюдаем со стороны. Нам дают применять наши навыки дозировано, по
— Так, может, это и хорошо? Вы ж сырые… Всему, чему вы научились, вы не применяли на практике. Ты ведь сам понимаешь, что одно дело — отрабатывать всё на полигоне, а другое — в жизни. Вспомни свое состояние, когда впервые в жизни ты ударил человека? В душе ведь творилось не пойми что. Ты пытался понять, а можно ли так отстаивать честь, правду, защищать девушку. Ведь, по сути, это противоречит закону, но иногда по-другому просто нельзя. А тут война, стреляют, и не только… Это не тир, там люди живые, но ты в них стреляешь…
— Пап, это понятно… И психологически мы к такому готовы. Сложнее потом, когда возвращаешься домой. Идешь по улице, видишь людей — радостных, грустных, не важно, — им ничего не угрожает. А там люди живут и не знают, наступит завтра или нет, и так все: взрослые, старики, дети… Ты знаешь, мы были на одной операции, охраняли командира спецвойск Никарагуа. И вошли в селение… — Сергей тряхнул головой. — Глаза женщин никогда не забуду… Отец, они глубокие и печальные… Узнав, что мы русские, в них было столько надежды…
— Вот поэтому вам и дают всё дозировано, чтобы ваши сердца не зачерствели. Ведь если вы перестанете сопереживать тем, кого защищаете, вы превратитесь в машины для убийства, и тебе станет без разницы, в кого стрелять.
Николай Владимирович разлил по бокалам коньяк. Мужчины выпили и с минуту молчали.
— После первой командировки ты ничего не рассказывал. Могу предположить, что вы там ничего и не видели: приехали и практически сразу в бой… После второй ты рассказывал о природе и людях. Вас учили и показывали, за что воевали там. Сейчас вам показали не только за что воюют, но и жизнь людей в условиях войны, и вы задумались об их судьбе. У вас не командиры, а золото! Жаль, не могу пожать им руки. Они медленно подвели вас к главному — к тому, чтобы вы осознали, для чего вы стали такими. Чтобы, если наступит момент, вы знали, зачем… Ведь осознанная смерть — это путь в бессмертие…
Сергей поднял глаза на отца и внимательно всмотрелся — таким он его никогда не видел. Эти слова звучали как благословение…
— Пап, спасибо! — выдохнул Сергей.
— Ты бы это и сам понял, но позже…
Вечером Сергей прибыл в Ленинград, сразу отправился в гостиницу, расположенную недалеко от Военно-медицинской академии. Оплатив номер с видом на Неву, бросил в номере вещи и вышел на улицу. Идти искать Наташу не было смысла: выпускники обычно не живут в общежитии, а предпочитают снимать комнату или квартиру. Постояв, обдумывая, что делать, решил отправиться бродить по набережным.
Мысли постоянно возвращались к разговорам с Седым после операции и вечернему с отцом. Они словно дополняли друг друга, и выстраивалась цельная картина. Их не оберегали, как казалось, — их готовили психологически, чтобы в сложной ситуации не возникало лишних сомнений, чтобы они точно знали, для чего в их обучение вложили душу. Как ни крути, их научили вести скрытую войну. Как те вьетнамцы, про которых им рассказали на Кубе. Они — диверсанты-разведчики, и вступать в открытую схватку с противником не их профиль. Их учили думать, а уж потом действовать там, где противник их совсем не ждёт или уверен, что подобные парни появиться не могут, потому что объект защищён всеми возможными средствами. Поэтому куратор и был против их участия в боевых операциях: они — разведка специального назначения, а не простые бойцы.