Сержант милиции (Часть 2)
Шрифт:
В начале июля собирался недели на две пойти в отпуск без сохранения содержания, но дело по убийству студента Васюкова заставило его задержаться. Сам Захаров с делом детально еще не знакомился, но из доклада Климова знал, что к нему причастны четыре человека, которые в ночь на второе июля, выйдя из ресторана "Астория", уселись в чужую "Победу" и с гиком помчались по Москве. У Никитских ворот они смяли "Москвича", но сумели скрыться в одном из арбатских переулков. В эту ночь шел дождь, и номер машины был забрызган грязью. Через полчаса молодчики на той же "Победе"
Постовой милиционер видел, как шагах в пятидесяти от места происшествия из машины, врезавшейся в забор, выбежало четыре человека. Трое были задержаны, один успел скрыться в Трехпрудном переулке. Этого четвертого требовалось найти. На вопрос, кто был четвертый, все трое показывали, что им был неизвестный гражданин, сосед по столу в ресторане. Внешность его вполне интеллигентная и называл он себя Леонидом. Рассчитавшись с официантом и оставив чаевые, Леонид пригласил всех троих покататься по Москве. Они согласились. У подъезда ресторана у Леонида стояла собственная "Победа".
Дело само по себе было несложное, и Захаров знал, что с ним вполне справится один Климов, но, желая ускорить расследование, он решил заняться им сам.
Вызвав старшину из охраны камеры предварительного заключения, Захаров раскрыл папку No 317 и стал сличать показания задержанных Фетисова, Долинского и Дегтева, данные ими два дня назад, когда они сидели в разных камерах. Показания совпадали вплоть до мелочей. Такое сходство всегда настораживает: без договоренности здесь не обошлось.
– Как они ведут себя?
– спросил Захаров.
– Долинский и Фетисов, товарищ старший лейтенант, опять отказываются от пищи.
– Почему?
– Говорят, что это не щи, а бурда.
Захаров с прищуром посмотрел на старшину.
– Поезжайте немедленно на рынок и купите свежих сливок. Шоколад и кофе захватите в елисеевском магазине.
– Товарищ старший лейтенант!
– Вы что, не знакомы со службой? Новичок в органах милиции?
– Товарищ старший лейтенант, с ними трудно говорить. Это же студенты. Так вроде не хулиганят, а насмехаются. Забивают разными иностранными словами.
Некоторое время Захаров смотрел на старшину и о чем-то думал. Тот стоял перед ним навытяжку. Злая улыбка пробежала по лицу старшего лейтенанта. Ему стало обидно за этого малограмотного, но честного человека. Старшине уже перевалило на пятый десяток. Когда Захаров знакомился с личными делами сотрудников, он обратил внимание, что старшина был четыре раза тяжело ранен на фронте. Он и сейчас слегка прихрамывал на левую ногу, хотя старался, чтоб этого не замечали. У него два ордена Красного Знамени.
– Так. Значит, насмехаются? Забивают иностранными словами? Ну что ж, хорошо. Поговорим и на иностранном, если забыли русский. Ступайте, старшина, я сам спущусь к ним.
Взяв под козырек, старшина молча вышел из комнаты.
Когда Захаров через минуту переступил порог камеры предварительного заключения, поднялся один только Дегтев. Долинский и Фетисов продолжали лежать на деревянных топчанах.
– А ты помнишь, эту... как ее... вспомнил, Стэлла! Это же сила! А? Ты видал когда-нибудь такую фигурку, такие ножки? Недаром Виктор просадил на нее не одну тысячу.
Похабное смакование Долинского неприятно резануло Захарова, но он решил не перебивать.
– А мне она больше всего нравится тем, что не церемонится. Пьет даже сивуху. И главное - не отказывает ни в чем и ни при каких условиях. Люблю таких, - отозвался из другого угла Фетисов.
Сделав вид, что он только теперь заметил старшего лейтенанта, Долинский отвалился на бок и несколько приподнялся на локте.
– О, мы так увлеклись, что просмотрели, как к нам пожаловали гости. Принимай, Эдик. Это по твоей части.
– С удовольствием, - в тон Долинскому ответил Фетисов.
– Правила хорошего тона нас к этому обязывают. Прошу садиться, товарищ начальник.
– Будьте смелее, старший лейтенант, проходите, садитесь, - театральным жестом пригласил Долинский.
– С вами мы, кажется, еще не имели чести быть знакомыми.
– У вас плохая память. Мы уже знакомы, - ответил Захаров, с трудом сдерживая поднимающийся гнев.
Любопытство и удивление на лице Долинского на этот раз были уже искренними.
– Что-то я вас не припомню. А впрочем, впрочем... ваше лицо мне тоже знакомо. Но я, право, затрудняюсь. Эдик, ты ничего не можешь сказать на этот счет?
– Где-то и я встречался с вами, но убей - не помню.
– Хорошо, я вам напомню. Встаньте, пожалуйста, нехорошо так встречать начальство.
Долинский и Фетисов с усмешкой переглянулись и продолжали полулежать.
– Встать!
– негромко, но властно приказал Захаров.
Медленно поднимаясь, Долинский протянул гнусаво и с ехидцей:
– Пожалуйста! Если начальству так угодно, мы повинуемся. Эдинька, встань, не гневай начальство. Начальство нужно уважать.
Долинский и Фетисов вразвалку стояли перед Захаровым и с вызывающе-наглой улыбкой смотрели ему прямо в глаза.
– Это было три года назад, - спокойно начал Захаров, - ровно три года. Вечером в летнем ресторанчике Парка культуры и отдыха посетители пили вино, играл джаз. Напротив вашего стола с дорогими винами и закусками стоял маленький скромный столик с одной бутылкой десертного вина и мороженым. За этим маленьким столиком сидел молодой человек, сержант, а с ним была девушка, его невеста. Она была молодая и красивая. Вам она понравилась...