Сержант милиции (Часть 2)
Шрифт:
– Постойте, постойте... Где же я видел этого человека? Подождите, неужели это тот самый сержант, который три года назад?.. Старший лейтенант милиции, начальник уголовного розыска Николай Александрович Захаров?
Северцев был одновременно и обрадован и удивлен.
– Вот так встреча! Вот это здорово! Да ты знаешь, Сережа, что это за человек!
Лариса, даже ни разу не взглянувшая на Алексея и делавшая вид, что не замечает его, раздраженно дернула плечиком.
– Ну, положим, обыкновенный человек, неплохой работник милиции. И чего тут
Эта реплика покоробила Алексея, но он решил не отвечать на нее. Несколько секунд он молчал, потом обратился к Тузу:
– Сережа, пусть Былинкина идет на свои репетиции. Ее избирателей возьму я. Они сегодня же будут знать, кто такой Захаров.
– Хорошо. Только зайди еще раз к домоуправу насчет крыши. Если будет упираться - припугни. Знаешь как?
– Да я из него окрошку сделаю!..
Захватив рулон с плакатами, Алексей почти выбежал из агитпункта.
– Вот это встреча, вот это встреча!
– повторял он на ходу.
– Поздравляю, товарищ Былинкина. Одна гора с твоих плеч свалилась, сказал Туз, роясь в письменном столе.
Лариса благодарно улыбнулась.
– Ты знаешь, Сережа, как я тебе признательна. Ты меня так развязал, так развязал. Этот избирательный участок мне не давал дышать, он не выходил у меня из головы даже на репетициях.
Туз поправил ремень на гимнастерке и строго сказал:
– Порадую тебя еще и тем, что и вторая гора с твоих плеч на днях свалится. Ни в какой Будапешт ты не поедешь! Об этом я тебе заявляю и как руководитель агитколлектива, и как член факультетского партийного бюро, и как твой товарищ...
– Сережа!..
– Да, да! Никуда ты не поедешь! Вместо репетиции сегодня пойдешь на комсомольское бюро. Будет стоять твой отчет о работе на участке. Бюро начнется ровно в семь.
12
Толстый, лет пятидесяти, управдом в своей маленькой каморке ворочался, как слон в клетке.
– Все понятно, все ясно, но на какие средства я сделаю этот ремонт? Смета! Согласно постановлению Моссовета капремонт в текущем квартале будет производиться только в тех точках, которые комиссией поставлены на первую очередь, как аварийные. Дом, в котором живет эта богомолка, поставлен на вторую очередь.
– Меня не интересуют ваши акты, сметы. Я вас последний раз предупреждаю, что у старушки нужно починить крышу. После дождя у нее в комнате потоп. Старуха спит под клеенкой, вы понимаете - под клеенкой?
– горячился Северцев.
– Не имею права, - развел руками управдом.
– Для внепланового ремонта нет фонда. А постановление Моссовета и инструктивное письмо Мосгоржилуправления я нарушать не имею права.
Алексей пошел на последнее:
– Ну, знаете, товарищ управдом, я вижу, что вашу броню можно пробить только с помощью райкома партии. Как раз сегодня на совещании агитаторов будет первый секретарь. Вот там-то я и расскажу, как вы обложились копной инструкций, а на жильцов вам наплевать. За бездушие, - Алексей прищурился и проговорил угрожающе-таинственно, -
Лишь только Северцев захлопнул за собой дверь, домоуправ заерзал на месте.
– Ишь ты, студент несчастный. Всю душу вымотал.
– Домоуправ, скрипнув стулом, поднялся и подошел к окну.
– Эй, молодой человек, товарищ студент! Обожди...
В следующую минуту он был уже на улице.
– Чего ты горячишься? Ну, чего ты разошелся? Как барышня, обиделся. Это дело нужно обмозговать. Разве я отказываюсь? Нужно все-таки посоветоваться о сроках.
Алексей понял, что попал в точку, и продолжал наступать.
– Последний срок - завтрашний день. Больше ждать де будем.
– Не понимаю, о чем разговор?
– Управдом басовито кашлянул.
– Все будет сделано. Завтра же выпишу наряд.
– Не наряд, а завтра же починить крышу.
– Ну, ясное море, не блины же печь. К вечеру все будет готово.
– Вот это другой разговор.
– Законно и новеньким железом.
13
Наташа лежала неподвижно, бездумно глядя на бледные лилии стенных обоев. Резкий звонок в коридоре заставил ее вздрогнуть.
– Ты лежи, лежи, я сама.
– Елена Прохоровна пошла открывать дверь.
– Здравствуйте, - прямо с порога пробасил Алексей Северцев.
– Я агитатор с избирательного участка.
– У нас же была девушка, - несколько удивленно проговорила Елена Прохоровна, жестом приглашая его пройти в комнату.
– Теперь назначили меня.
– Пожалуйста, присаживайтесь. Это моя дочь. Ей что-то нездоровится.
При виде больной Алексей несколько смутился и стал говорить тише.
– Я принес вам биографию кандидатов. Вы знаете, за кого мы будем голосовать?
– Нет. Нам еще не говорили, - точно оправдываясь, ответила Елена Прохоровна.
– О, голосовать мы будем за хороших людей.
– Интересно, очень интересно.
– Любуйтесь!
– И Алексей развернул плакат.
– Это знатная ткачиха Мария Шохина. А это начальник уголовного розыска старший лейтенант Николай Захаров.
– Захаров? Николай? Старший лейтенант? Позвольте, где же мои очки?
– Елена Прохоровна засуетилась и никак не могла трясущимися пальцами вынуть очки из футляра.
Наташа, как пружина, соскочила с дивана и, бледная, подошла к Северцеву. С плаката, улыбаясь, на нее смотрел Николай.
– Наташа, это случайно...
– Нет, мама, это не случайно, это он. Читайте, здесь много написано.
Растерянность матери и дочери привела Алексея в недоумение.
– Простите за любопытство, он, случайно, вам не знаком?
– Да, знаком. И не случайно, - тихо ответила Наташа и направилась в свою комнату.
– Вы меня простите, но я вас оставлю. Побеседуйте с мамой. Мне нездоровится.