Сержант милиции. Обрывистые берега
Шрифт:
— Ты никогда этим не занималась? — спросил Валерий, словно боясь, что его кто–то может подслушать. Он даже огляделся по сторонам.
— Нет… В Москве в нашей семье пока еще никто не умирал. А на кладбищах, кроме Новодевичьего, я нигде не была.
— Невеселое это дело — ходить на кладбище. Но рано или поздно всем на него ходить придется.
— А ты видел на Новодевичьем кладбище памятники Зое и Александру Космодемьянским? — оживилась Эльвира.
— К сожалению, не видел.
— О!.. Так впечатляет!.. Траурные ленты, которыми повиты памятники, все облеплены комсомольскими значками. Я тоже, когда была
За работой и разговорами время шло незаметно. Закончив с уборкой могилы, Валерий взболтал банку с краской–серебрянкой, открыл перочинным ножом крышку, достал из «дипломата» новую мягкую кисть и принялся красить ограду. Начал с тыльной стороны памятника.
— Слушай, Эля, пока я буду красить, сходи в киоск, недалеко отсюда. Ты его видела, когда мы ехали на такси. Купи мороженое. Дико хочу пить. — Валерий полез в карман за деньгами, но его остановила Эльвира.
— Не суетись, на мороженое я наскребу. У меня в заначке кое–что осталось. — Эльвира стряхнула с ладоней песок, вытерла платком руки и, наказав, чтобы Валерий расчетливо расходовал краску (а то может не хватить), отправилась за мороженым.
Кладбищенская прохлада, настоянная на запахах цветущей липы и акаций, отступала перед зноем июльского полдня. Мимо Валерия, красившего верхнее обрамление ограды, прошли две дряхлые старушки в белых платочках. Встретившись взглядом с Валерием, перекрестили его. Та, что одета в черное и согбенная, словно угадав в Валерии кого–то из знакомых, остановилась и пристально всматривалась в его лицо, отчего Валерий смутился и поставил на землю банку с краской.
— Что–то хотите сказать, бабуся? — спросил Валерий.
— Хочу сказать, что молодец. А то ведь нынче молодежь–то наша какая? Отнесут на кладбище стариков — и дорогу туда забывают. А ты вот, вишь, какой усердный. Я тебя в позапрошлом году приметила. По могилке запомнила. Вон как за два года–то подрос. Был совсем махонький. Кто у тебя здесь лежит–то?
— Отец, бабушка, — грустно ответил Валерий.
— Ох, касатик ты мой, сиротинушка, — запричитала старушка. — Дай бог тебе в добром здоровье в люди выйти. — Старушка вздохнула, перекрестила Валерия и, оставив его смущенным и растерявшимся, пошла догонять свою спутницу.
Когда одна внутренняя сторона ограды была выкрашена, Валерий сел на скамью у соседней неогороженной могилы и, любуясь своей работой, решил передохнуть. Он даже не заметил, как к нему с аллейки из–за спины подошли трое: женщина лет сорока пяти и с ней двое молодых людей. Одному, высокому с каштановой копной вьющихся волос, было лет двадцать пять. Во всей его широкогрудой атлетической фигуре чувствовалась огромная физическая сила. Белая тенниска с короткими рукавами плотно облегала его мускулистый торс, отчетливо вырисовывая бугры и волны мышц. «Вот с такого можно лепить фигуру атланта», — подумал Валерии, окинув с ног до головы незнакомца. Второй юноша, лицом и статью очень похожий на первого, был чуть ниже ростом и тоньше. По виду ему было лет восемнадцать — двадцать. На лицах всех троих застыло выражение крайнего удивления и растерянности.
Высокий,
— А ну, встань! — резко бросил мужчина.
Валерий встал и никак не мог понять, по какому праву незнакомец так кричит на него, да еще командует.
— Что ты здесь делаешь? — был следующий вопрос незнакомца, произнесенный все тем же тоном затаенного гнева.
— Я?.. — растерянно проговорил Валерий и отступил на шаг. — Я крашу ограду могилы.
— Ограду чьей могилы?
— Моего отца… — Глаза Валерия были широко раскрыты, он перевел взгляд с незнакомца–богатыря на женщину, словно ища у нее поддержки.
— Отца?!. Твоего отца?!. — Мужчина желчно улыбнулся. Он повернулся к женщине, щеки которой обдала волна болезненной бледности. — Мама, ты слышишь, что он говорит? Он красит ограду могилы своего отца.
И вдруг в душе Валерия, словно из каких–то ранее непочатых подданных глубин, могучим потоком прорвалась сила, которая заставила его по–новому оценить сложившуюся обстановку. «Хулиганы!..» — мелькнула догадка.
— Да!.. Моего отца!.. Военного летчика–испытателя Воронцова Николая Александровича, трагически погибшего, когда мне было два года. А впрочем… — Дрожащей рукой, в которой он держал кисть, Валерий показал на надпись на полированной грани памятника. — Читайте!.. Там все написано! И я прошу вас оставить меня в покое! Я крашу ограду могилы отца. Что вы ко мне привязались?
Кулаки старшего, в белой тенниске, висели как тяжелые гири. В его улыбке–оскале Валерий прочитал что–то недоброе, нехорошее. Слова с его губ срывались как свинцовые слитки.
— Слушай, парень, это не ты, случайно, вот уже лет шесть ухаживаешь за могилой, красишь ограду, вешаешь на дверцу замочки? — спросил мужчина в белой тенниске, время от времени бросая взгляд на женщину, стоявшую в отдалении и не спускающую настороженного взгляда с Валерия.
— Я!.. А что?.. Какое ваше дело, что я ухаживаю за могилой отца и крашу ограду?!. — Губы Валерия тряслись. — Вы что, уж не кладбищенские ли гангстеры, что срывают с могильных дверок замки?! — вырвалось у него.
— Ах, даже так?!. — Глаза богатыря в белой тенниске сузились, крылья его ноздрей до белизны напряглись. — Ты хочешь знать, кто эти гангстеры, что срывают с дверцы замки?!
— Да!.. Я не знаю, кто вы, — резко бросил Валерий.
— Так вот знай, молодой человек, мы, — он рукой показал на женщину и юношу, который, судя по лицу, был настолько растерян, что пока не решался вымолвить слова. — Мы — сыновья погибшего летчика Воронцова. А это… — Он перевел взгляд на женщину. — Это наша мать, вдова погибшего летчика Воронцова. А вот кто ты — это мы еще посмотрим.
Валерии отступил на шаг, взгляд его упал на фотографию на памятнике. Улыбка отца лилась на него спасительной силой. Он пристально посмотрел на мужчину в белой тенниске. И вдруг… Ему даже стало страшно, он почувствовал, как под ногами его закачалась земля. Взгляд его заметался с лица мужчины в белой рубашке на фотографию и обратно. Видя, что Валерий ищет и находит сходство человека, стоявшего перед ним, с фотографией на памятнике, мужчина в белой тенниске прошел в ограду, стал рядом с памятником и, кривя рот в желчной улыбке, вызывающе проговорил, глядя в глаза Валерию: