Сесиль Родс и его время

Давидсон Аполлон Борисович

— Мы живем еще в веке, когда возможны герои. Один из наиболее славных героев живет среди нас. Наши внуки с завистью будут говорить про нас: «Как они счастливы! Они были современниками великого Сесиля Родса!»

Так говорил лорд Солсбери, английский премьер-министр. [7] Он был современником Родса, жил во времена наших дедов и прадедов. А внуки, о которых он думал, — это мы. Те поколения, что живут сейчас.

— Именно таким людям, как Сесиль Родс, Англия обязана величием своей империи.

7

Цит. по: Дионео. Из Англии. — Русское богатство, 1899, № 7/10/, отдел II, с. 74.

Это вторил

лорду Солсбери Джозеф Чемберлен, наиболее известный из тогдашних английских министров. [8] А сама королева Виктория считала Родса человеком «совершенно замечательным» и горевала, что ее министры не похожи на него. [9]

Да и за пределами Англии у него нашлось немало поклонников. Даже кайзер Вильгельм II, такой вроде бы ненавистник всего британского, сказал Родсу:

— Если бы у меня был такой премьер-министр, как вы, я стал бы величайшим государем на свете. [10]

8

Labour Leader, 23.V.1896.

9

Letters of Queen Victoria. Series III (1885–1901), vol. II. London, 1930, p. 13.

10

Eyck E. Das pers"onliche Regiment Wilhelms II. Erlenbach — Z"urich, 1948. S. 236.

И только ли короли, императоры, премьеры, министры? Родс был и кумиром толпы, во всяком случае у себя на родине, в Англии. Его «каждое движение служит предметом наблюдения и обсуждения во всем мире» и «каждое слово передается по телеграфу во все стороны земного шара». Так писал тогда Марк Твен.

В каких только краях земли не спорили о нем! Настораживались, лишь услышав это имя, короткое, как выстрел.

Родс…

Устроить бы, как говорят теперь, «круглый стол» современников Сесиля Родса с повесткой дня: что вы думаете об этом человеке? От имени лучших людей того времени мог бы выступить как раз Марк Твен.

— Откровенно признаюсь, я восхищаюсь им; и, когда пробьет его час, я непременно куплю на память о нем кусок веревки, на которой его повесят.

И вместе с тем, подобно многим, великий американец считал Родса загадкой.

— На его месте десятка полтора великих мира сего рухнуло бы со своих пьедесталов, а он и по сей день стоит на головокружительной высоте, под самым куполом неба, оставаясь чудом своего времени, загадкой нынешнего века, архангелом с крыльями — для одной половины мира и дьяволом с рогами — для другой… Родс сохраняет свою популярность и огромное число приверженцев, несмотря на все свои преступления — это несомненно… В чем же тайна его всемогущества? [11]

11

Твен М. Собр. соч., т. 9. М., 1961, с. 562–564.

Одна из самых известных фотографий «отца Британской империи»

В наши дни образ Родса, конечно, не представляется загадочным. Слова лорда Солсбери оказались несбывшимся предсказанием. Родс — уже не кумир, даже у себя на родине. С географических карт сошло слово «Родезия». В республиках Замбия и Зимбабве, возникших на месте Родезии, снимают с пьедесталов памятники Родсу, переименовывают улицы и площади, когда-то названные в его честь.

Так нужно ли теперь вникать в события, связанные с его именем, даже писать о нем книгу? Правда, в Южно-Африканской Республике и в Англии памятники Родсу высятся и сейчас. Есть даже громадный мемориал. Да и секреты Родса раскрыты тоже, наверное, не все. Даже западные историки еще совсем недавно сетовали, что их подпускают не ко всем документам архивного хранилища «Дома Родса» в Оксфорде.

Впрочем, так ли важны эти

секреты? Да и стоит ли заниматься человеком, оставившим о себе недобрую славу? И все же факт остается фактом — из истории его не вычеркнуть. Не вычеркнули ведь Наполеона, а он-то принес страдания и гибель куда большему числу людей. И Родса надо, конечно, знать, чтобы лучше разобраться в том историческом механизме, который жестоко, железом и кровью, связывал воедино судьбы многих народов мира. Родс был одним из ведущих конструкторов этой огромной машины, именуемой колониализмом.

На наших глазах, на глазах живущих сейчас поколений, колониализм уходит в прошлое, становится вчерашним днем человечества. Но разве может уйти с исторической арены бесследно то, что жило пять веков и к тому же достигло апогея совсем недавно, на рубеже прошлого и нынешнего столетий?

Одни страны были объектами колониальной политики, другие выступали ее носителями — и мало на земле народов, которым не пришлось испить эту горькую чашу. Разве не лежит отпечаток колониализма на облике целых государств, даже континентов, на судьбах и характерах их жителей? Должно быть, именно сейчас, когда политическому владычеству колониализма пришел конец, именно сейчас-то и можно попытаться охватить взглядом это явление в целом, во всех его внутренних связях, во всей широте его влияний и очевидных уже сейчас последствий.

А поэтому важно внимательнее приглядеться и к Сесилю Родсу, к его роли в истории. Он олицетворяет собой эпоху, когда капитализм находился на подъеме и державы делили между собой мир. Родс стал символом самой крупной империи в истории человечества, могущества этой империи, когда оно находилось в зените.

Максим Горький полвека назад отметил, что никто из всемирно известных писателей не показал капиталиста во всей «красоте и силе» его цинизма, что этот образ не тронут литературой даже в той области, где он наиболее «красочен», — в колониальной политике. Даже Редьярд Киплинг и Джек Лондон, так любившие изображать сильных людей, показали лишь «волевые натуры» среднего калибра, а не крупные исторические фигуры. При этом Горький назвал именно Родса. «Сесиль Родс, организатор разгрома буров, остался в тени, изображались только мелкие авантюристы…» [12] — писал он. По-настоящему яркого романа о Родсе нет до сих пор. Да и в длинном перечне его биографий и посвященных ему исследований не так уж много серьезных попыток понять и обрисовать этого человека. Более того, в лондонском «Журнале африканской истории» сравнительно недавно было сказано: «Сколько-то вразумительную биографию еще только предстоит написать». [13]

12

Горький М. Собр. соч. в 30-ти томах, т. 26. М., 1953, с. 311.

13

The Journal of African History, 1969, № 4, p. 684.

Почему? Все ли его биографы отдавали своим книгам достаточно труда и таланта, искренности и души? Каждый ли мог положа руку на сердце сказать как Пушкин о своей «Истории Пугачевщины»: «Не знаю, можно ли мне будет ее напечатать, по крайней мере я по совести исполнил долг историка: изыскивал истину с усердием и излагал ее без криводушия, не стараясь льстить ни силе, ни модному образу мыслей».

Но были и другие причины. Вполне объективные. Те, из-за которых толковое жизнеописание всегда было, по словам английского историка Карлейля, явлением ничуть не менее редким, чем толком прожитая жизнь.

В наши дни Андре Моруа поправил его: «На самом деле толковое жизнеописание встречается куда реже, чем толком прожитая жизнь». Самому Моруа, мастеру биографического жанра, тоже удавалось не все.

И среди жизнеописаний, вышедших из-под его пера, книга «Сесиль Родс» оказалась далеко не лучшей.

Как же трудно восстановить облик ушедшего из жизни человека! Любого. Как воссоздать образ даже самого близкого тебе, того, кто, казалось бы, куда понятнее всех других?

У каждого — свой тайный личный мир. Есть в мире этом самый лучший миг. Есть в мире этом самый страшный час, но это все неведомо для нас.