Сесиль Родс и его время
Шрифт:
По сообщениям европейцев, живших в Булавайо, инкоси был «разъярен, но его позиция не кажется воинственной». Он отказался брать у компании денежные выплаты по концессиям Радда и Липперта, назвав их «кровавыми деньгами». Но войны он старался избежать. Живший в Булавайо англичанин Доусон писал: «Я твердо уверен, что Лобенгула не хочет воевать — его могут лишь вынудить защищаться».
И когда, готовясь к войне, английские власти предложили всем европейцам покинуть Булавайо, Лобенгула давал им провожатых и обеспечивал безопасность в пути. В письмах королеве Виктории и английским колониальным чиновникам Лобенгула обвинял «белых» в вероломстве, отрицал существование «границы», все время подчеркивал свое стремление
«Я спрашиваю Вас, по какой причине Ваши люди ссорятся с моими? Мои люди были посланы, чтобы вернуть скот, украденный машонами. Что они сделали, чтобы Ваши люди должны были напасть на них? Ведь если бы я послал их, чтобы сражаться, то они бы и сражались.
Ваши белые люди не знают, как сказать правду. Они говорят так, чтобы оправдать убийство матебелов. Сколько белых людей было убито? Я спросил доктора Джемсона об этом, а также о том, что же дурного сделали мои люди, но он не ответил.
Может быть, они объяснили Вам, а Вы сможете объяснить мне? Мой скот, взятый Вашими людьми, не возвращен мне, так же как и скот, украденный машонами, наказать которых я посылал. Может быть, поэтому они и убивают моих людей?»
Так Лобенгула обращался к британскому верховному комиссару Южной Африки. А королеве Виктории он писал 19 августа, ссылаясь на ее предложение сообщать ей в случае его раздоров с компанией.
«При встрече в форте Виктория моим людям сказали, что белые купили эту страну и людей, которые там живут. Ваше Величество, я хочу узнать у Вас: разве можно купить народ за какую бы то ни было цену? Моим отрядам было сказано, чтобы они оставили оружие, входя в лагерь. Их разоружение было умной уловкой, чтобы атаковать их беззащитными. Далее, они утверждали, что я не допускаю их входить в мой крааль с оружием. Это так. Но, Ваше Величество, разрешите мне спросить, кого я, разоружив, ввел в заблуждение, а затем убил? Они заявили, будто я провел между нами какую-то линию по рекам Шаши и Мньяти, о которой я ничего не знаю. С кем я договорился о такой линии, которая запретит матебелам входить в Машоналенд? Почему Ваши люди убивают моих людей?»
Письмо королеве Виктории должен был передать верховный комиссар Лох. Он ответил Лобенгуле: «Великая королева не согласна, чтобы машонов убивали, а их детей уводили в рабство». Самое же письмо Лобенгулы Лох отправил в Лондон почтой, так что оно пришло туда только 24 октября, через два с лишним месяца, уже в самый разгар войны, тогда как неизмеримо менее важные документы посылались по телеграфу. Но такая необычная медлительность верховного комиссара отнюдь не вызвала протеста со стороны министра колоний. Тот в свою очередь подождал несколько недель, а затем написал Лоху, что в связи с изменившейся обстановкой вообще сомневается в «целесообразности ответа Лобенгуле от имени королевы». [111]
111
South Africa. The British South Africa Company in Mashonaland and Matabeleland (C-7196), London, 1893, p. 10–13, 18, 28, 50–51, 76–77.
Ндебелы решили отправить к «Белой королеве» еще одно посольство, во главе с Мчете, который уже побывал у нее тремя годами раньше. Посольство прибыло в Кейптаун 26 сентября. Один из сотрудников Сесиля Родса предсказал, что верховный комиссар ни за что не пустит послов в Лондон, а дня через три отправит их обратно в Булавайо. Предсказание сбылось, послам пришлось вернуться не солоно хлебавши. Только продержали их в Кейптауне не три дня, а десять.
Но верхом лицемерия верховного комиссара стало такое послание министру колоний: «Я не могу
Современники считали, что у Сесиля Родса и Генри Лоха не было особой симпатии друг к другу — не то, что у Родса с предшественником Лоха, сэром Геркулесом Робинсоном. Может быть, так оно и было. Тогда можно только сказать, что Генри Лох все же действовал как положено и службу знал хорошо.
Вот так и делалось все, чтобы не упустить удобного времени для войны. А время Родс и Джемсон выбрали действительно удобное. Ко всему прочему войско ндебелов было крайне ослаблено неудачным военным походом на земли, лежащие к северу от Замбези, — лучшие отряды, шесть — восемь тысяч воинов, почти половина всей армии. К тому же эти войска попали в район эпидемии оспы, и Лобенгула задержал их на севере страны, боясь распространения страшной болезни. Угроза войны заставила Лобенгулу в сентябре досрочно снять карантин, но боеспособность этих дружин была подорвана.
Родс и Джемсон прекрасно знали все это от живших в Булавайо английских миссионеров, торговцев, охотников и золотоискателей. Больше того, с помощью этих людей — во всяком случае некоторых из них — Джемсону удавалось до последней минуты дезориентировать Лобенгулу, создавать у него впечатление, что войны все еще можно избежать. Охотник Коленбрендер, тот самый, кто в качестве переводчика ездил в Лондон с посольством ндебелов, теперь получал секретные инструкции непосредственно от Родса. Этому охотнику Лобенгула доверял, может быть, больше, чем другим белым. А Коленбрендер, пообещав Лобенгуле привезти оружие из Трансвааля, вместо этого поехал к Джемсону, дал ему всю информацию о состоянии войска ндебелов и с началом войны, хорошо зная местность, довел одну из английских колонн до Булавайо.
Когда же началась эта война или, вернее, то, что принято было называть войной?
И в Европе-то войны, как известно, далеко не всегда объявлялись. А тут, в глубине Африки, Родсу и в голову не пришло бы объявлять войну каким-то «дикарям».
Двадцать четвертого сентября 1893 года верховный комиссар Лох просил Джемсона сообщить ему по телеграфу, «когда силы Компании, собирающиеся в фортах Чартер, Виктория и в любых других центрах, будут готовы к действиям».
Но чтобы отправить на помощь Родсу английские воинские части из Бечуаналенда, Лоху нужен был убедительный предлог. И давая советы Джемсону, Лох написал ему 2 октября: «Однако, прежде чем я санкционирую наступление на Булавайо, должно стать очевидностью, что у матебелов враждебные намерения…»
После всего, что Джемсон уже сделал, ему не трудно было организовать и такую «очевидность». Уже через день, 4 октября, он сообщил Лоху, что, по данным разведки, недалеко от форта Виктория сосредоточились семь-восемь тысяч воинов-ндебелов. А 5 октября обнаружилось даже, что ндебелы обстреляли английский патруль…
Тогда же, 5 октября, отправив посольство Мчете обратно в Булавайо, верховный комиссар разрешил Джемсону «отогнать» ндебелов, а 6 октября попросил у министра колоний санкции на увеличение английских сил, стоявших в Бечуаналенде.
Тут уже использовался телеграф — не как с посланиями Лобенгулы, — и ответ от министра колоний пришел в тот же день. Он гласил: «Поскольку война началась… Вы вправе предпринимать те шаги, какие сочтете целесообразными». Министр разрешил комиссару расходовать любые боеприпасы, имевшиеся в английских колониях Южной Африки. В тот же день, 6 октября, Лох послал телеграмму Джону Моффету для передачи Лобенгуле. Очевидно, именно она должна была играть роль объявления войны. Но в этой нарочито туманной телеграмме не было ни слова о войне. К тому же неизвестно, была ли она вообще доставлена Лобенгуле.