Сестра моего сердца
Шрифт:
Судха ответила, что ее мать подарила ей покрывало со сложным рисунком и целую коробку шелковых ниток для вышивания этого узора.
— Только не говори, что это часть твоего приданого, как и мои сережки.
Обычно, когда я говорила так, Судха прищуривалась и заговорщически хихикала. Но сегодня она просто посмотрела на меня и ответила:
— Анджу, не надо нас сравнивать всё время. Мы разные.
Она сказала это так холодно, что меня пробрала дрожь.
— Зачем ты так говоришь?
Судха так долго молчала, что я начала думать, что моя мать оказалась права. Может быть, между нами действительно встали вещи.
— Судха, — сказала я, взяв ее за руку, — послушай, сделай кое-что для меня? Возьми их, хорошо? — и вложила ей в ладонь серьги. — Это мой подарок тебе в наш день рождения.
Я не знала, что скажу матери и насколько она будет разгневана. Но об этом я собиралась думать позже. Сейчас я должна была позаботиться о Судхе, потому что не могла видеть этот взгляд — взгляд тонущего человека, который вот-вот скроется под толщей воды.
Мне казалось, что Судха бросится мне на шею, как обычно она делала, когда я дарила ей подарки, но она ответила ледяным и чужим взрослым голосом:
— Мне не нужны твои подарки. И твоя жалость. Мы с матерью не очень богаты, но у нас есть самоуважение.
Я стояла оглушенная, не в силах произнести ни слова, словно мне дали пощечину. Я чувствовала вкус меди во рту, ладони стали холодными от ярости, поднимающейся во мне вместе с желанием ударить — да, ударить — мою сестру. И я зло ответила:
— Если в вас столько самоуважения, что же вы тринадцать лет живете в нашем доме и едите наш рис? Если в тебе столько самоуважения, почему бы тебе не пойти и не предложить своей матери поискать собственный дом?
Увидев, как вспыхнуло лицо Судхи, я поняла, как сильно ранила ее этими словами.
И затем зарыдала от отвращения к себе. С тех пор как я подросла, я видела, как Судхе стыдно за мать, которая пыталась себя вести так, будто это ее дом, хотя все знали, что это было не так. Но мы всегда старались избегать этой темы.
Вся в слезах, я попыталась взять Судху за руку.
— Судха, я не хотела этого говорить, клянусь. Это твой дом — твой, так же как и мой, ты же знаешь. Судха, прости меня, я сказала так только потому, что разозлилась, только потому, что люблю тебя.
Мне показалось, что сейчас Судха оттолкнет меня или швырнет серьги через перила прямо на улицу, где их тут же раздавит грузовик или схватят уличные дети. Я бы сделала именно так. Но, к моему изумлению, Судха ответила мне спокойным и вдруг потеплевшим голосом:
— Почему ты меня любишь, Анджу?
— Что за странный вопрос?
— Ответь мне, Анджу.
— Я люблю тебя, потому что
Судха перекладывала серьги из одной руки в другую, кажется, даже не видя их.
— А если бы я была не той, кем ты меня считаешь… — кусая губы сказала она и неуверенно продолжила: — …Ты бы всё равно меня любила?
Я снова начала злиться, но на этот раз уже потому, что мне было страшно: в голосе Судхи слышались нотки, которые говорили, что она знает что-то, чего не знаю я.
— Что за глупые загадки? — спросила я.
— Пожалуйста, Анджу…
Глаза ее потемнели, стали аспидно-черного цвета, и я увидела, что для нее действительно важен мой ответ.
Я попыталась думать о Судхе, другой и чужой Судхе, которая могла появиться в моей жизни случайно и так же случайно исчезнуть. Я попыталась представить, смогла бы я тогда любить ее. Но я была привязана к кузине всем существом и не могла даже вообразить такое.
— Анджу… — в дрожащем голосе Судхи я услышала настоящую боль.
Что такого ужасного могло произойти, что так пошатнуло ее веру в нашу связь? Страх, как огромный камень, давил мне на грудь и не давал дышать. И хотя я всегда предпочитала знать горькую правду, в тот раз я не решилась задать вопрос Судхе.
Но я точно знала, что должна была ответить:
— Я любила бы тебя, кем бы ты ни была. Я любила бы тебя, потому что ты меня любишь. Я любила бы тебя потому, что никто не знает нас лучше, чем мы знаем друг друга.
— Правда? Ты всё равно бы меня любила? — с облегчением в голосе переспросила Судха.
— Правда, — ответила я, ощущая странное покалывание вдоль позвоночника — какое-то предчувствие. Я слышала свой голос — такой неуверенный и детский, слишком детский, чтобы сдержать данное слово.
Что за ерунда! Я становилась такой же суеверной, как Судха.
И, глубоко вздохнув, твердо продолжила:
— Что бы там ни было, я всегда буду той, кто помог тебе появиться на свет.
После этих слов Судха склонилась мне на плечо и так глубоко вздохнула, что я поняла — с ее сердца упала тяжкая ноша.
— Да, Анджу, ты права.
Судха хотела сказать что-то еще, но передумала и поцеловала меня в щеку. Она вернула мне серьги, и я почувствовала, как ее пальцы коснулись моей ладони, словно кончик птичьего крыла.
— Сохрани эти сережки для меня. Я попрошу их у тебя, когда мне захочется их надеть.
И я поверила ей.
Держась за руки, мы спустились по лестнице, обсуждая, на что нам потратить подаренные деньги. Их было не так много, но в первый раз в жизни мы могли потратить их на все, что захотим, и поэтому чувствовали себя такими богатыми и независимыми.