Сестра моя Боль

Ломовская Наталия

* * *

Когда у человека горе, горе огромное, неподъемное, ему лучше быть в каком-то незнакомом краю, иначе все предметы, вещи, даже сам воздух станут ему врагами и будут безжалостно напоминать об утрате. И лучше всего человеку быть тогда рядом с чужими людьми, не готовыми к участию, чтобы они не дали ему почувствовать всего значения его потери… В этом смысле некое место, куда привезли Обухова с Маргаритой, представлялось идеальным, хотя на самом-то деле место было препаршивейшее, чего там. Какой-то большой холл, слишком ярко освещенный, по которому беспорядочно были расставлены стулья, скамьи и какие-то офисные щегольские кресла – Руслан увидел мужчину, сидевшего в таком кресле, мужчина мучительно рыдал, мял руками лицо, как тесто, а кресло медленно

вращалось вместе с ним… На это было невозможно смотреть. В одном углу был импровизированный медпункт, оттуда разило валерьянкой, нашатырем и еще какой-то дрянью. Люди тихо разговаривали друг с другом, то тут, то там слышались рыдания, и во всех углах разом видели высокую женщину. Она подходила к людям, трогала их понурые плечи пухлой, в перстнях, рукой и что-то тихонько спрашивала. Очевидно, это был психолог, говорят же в выпусках новостей, посвященных таким же трагедиям, что, мол, с родственниками жертв работают психологи… Но Руслану совсем не хотелось, чтобы с ним «работала» эта женщина с красивым сдобным лицом, с профессионально мягкими жестами! Единственный человек, с которым он мог бы, пожалуй, сейчас говорить, была Маргарита, но она, едва услышав страшную новость, стала подобна Лотовой жене, глаза ее остекленели, губы подернулись пленкой, а на щеках застыли белесые дорожки – от пролитых слез. Едва же они вошли, Маргариту обнял за плечи и увел от Руслана какой-то человек, и по тому, как привычно она ответила на его объятие, как свободно зарыдала, уткнувшись ему в грудь, Руслан понял, что это ее бывший муж. Став лишним ей, Обухов непостижимым образом стал лишним самому себе.

Вести, которые доносили до них корректные люди в синих формах, были самые противоречивые. То и дело повторялось одно и то же словосочетание «международный авиационный комитет». Сначала утверждали, что вот-вот поступят какие-то списки то ли выживших, то ли погибших. Руслан не верил в существование таких списков, потому что не верил в то, что кто-то выжил, такие трагедии уносят всех и, быть может, только родившаяся в сорочке стюардесса будет прятаться, обезумев, в хвостовой части. Затем говорили, что «родственников пострадавших» немедленно отправят на место трагедии. Потом выяснилось, что трагедия произошла над океаном, и вот именно сейчас никого туда отвезти не представляется возможным, так что если гипотетическая стюардесса и существовала, то дела ее были плохи. Наконец всем стало ясно, что сегодня никуда не отправят и пора разъезжаться по домам.

Руслан плохо помнил, как оказался в своей квартире. Кажется, он еще пытался выпить чаю, но в чайнике не было воды, а он забыл, где в кухне кран. Он пытался накормить кошку, но кошка не стала есть, забилась под стол и шипела оттуда – так она себя не вела никогда.

Потом Руслан оказался в постели, но постель пахла Маргаритой, и с потолка на него сыпались какие-то сухие иголки. Руслан ушел в спальню Эли. Там он заснул, но проснулся через несколько секунд, потому что ему приснились слова: «Международный авиационный комитет», и он вспомнил, что у него больше нет сестры. Тогда ему удалось заплакать.

Глава 5

Руслан проснулся, словно от толчка; нет, он был совершенно уверен, что кто-то сию секунду толкнул его в грудь, мягко, но настойчиво. Он заснул, хотя спать ему совсем не хотелось. Ему казалось, что он сомкнул глаза только на несколько минут, чтобы переждать рекламную паузу, но фильм уже закончился, на экране метались полуголые певички, мяукали что-то тоненькими голосочками. Часы внизу экрана показывали полночь – четыре мерцающих ноля. Вдруг они изменились на один ноль, и Руслан понял, что это температура. Пять нолей. В этом было что-то угрожающее. Он нащупал в складках простыни пульт, убрал звук и принялся переключать каналы, задерживаясь на каждом не более чем на секунду-другую. Это всегда успокаивало его, но не сейчас.

«Я не могу найти точку отсчета, – говорил он себе. – Слишком много произошло с тех пор, как моя хорошо устроенная, благополучная жизнь сорвалась с петель, а за ней оказалась космическая пустота, воющая, безумная пустота, не вмещающаяся в дверной проем. Она всегда

была со мной, стояла у меня за спиной, усмехаясь, когда я благодушествовал в своем зажиточном покое, с самого рождения она нашептывала мне на ухо свои страшные колыбельные, но впервые я столкнулся с ней двадцать шестого апреля».

Никто не мог прикоснуться к нему. Руслан был в квартире один, если не считать спокойной кошки, которая спала на подоконнике. Но иллюзия присутствия оставалась. Ему казалось даже, что он слышит чьи-то шаги. Разумеется, эти звуки могли раздаваться из соседних квартир. Все же он затаил дыхание. Глаза его наблюдали за сменяющимися на экране картинками, но слух предельно обострился. Эти звуки могли и казаться ему, но, даже будучи воображаемыми, они имели вполне определенный источник. Они шли из комнаты, которая принадлежала раньше Эле.

«Нервы, нервы. Нарушение психического равновесия, последствия шока. Меня ведь предупреждали об этом, так? – думал Руслан. – Доктор с неприятно пытливыми глазами утверждал, что это может случиться с каждым, кто потерял близкого человека. Он выписал мне таблетки, я принимал их недели две, а потом выбросил в унитаз. От тех таблеток я чувствовал себя так, будто был зомби, ожившим благодаря магии Вуду. Тогда я пил валерьянку, как истеричная первокурсница. Вот и теперь мне не помешала бы хорошая порция. Это было бы тем более кстати, что валерьянку добрые фармацевты готовят на семидесятипроцентном спирту. Пожалуй, хорошая порция настойки мне сейчас не повредит. Быть может, я даже снова засну. А утром все будет иначе».

Рассохшийся паркет под его ногами истошно скрипел, когда Руслан шел по коридору в кухню – за жгучим глотком спокойствия. Путь его лежал мимо двери в комнату Эли. Он запер ее, а потом еще и завесил ковром, так что этой комнаты в квартире как бы не было вовсе. Не то чтобы Руслан хотел сохранить ее в неприкосновенности и устроить из нее мемориал памяти сестры, он ничего такого не имел в виду. Просто ему нечего было там делать. Он бы запер и гостиную, не будь она проходной. Меньше было бы уборки.

И все же в комнате сестры кто-то был. Это уже не могло сойти за шуточки работающего воображения. Едва поравнявшись с ковром, закрывавшим дверь, Руслан услышал тихий шорох и скрип. По этим полам невозможно было передвигаться бесшумно. Потом раздался скрип другой тональности и стук – как будто кто-то открыл и закрыл дверцу шкафа. Сердце у Руслана колотилось прямо в горле, ведь он, что греха таить, никогда не отличался храбростью.

Внезапно он понял, что происходит. Догадка была так очевидна, что Руслан даже улыбнулся. В его дом пробрался вор. Квартира находилась на втором этаже. Однажды, потеряв ключ, он сам проник в дом через окно. По трубе поднялся на козырек подъезда, шагнул на карниз, сунул руку в открытую форточку и отодвинул щеколду. Он тогда попал в кухню, но, если пройти по карнизу чуть дальше, точно так же можно проникнуть и в комнату Эли. А там есть что пограбить. Там остались все ее вещи, и смешной розовый лэптоп, и украшения, и бриллиантовые серьги, которые Руслан подарил ей на день рождения. Он помнил, как выбирал их, как молоденькая продавщица «консультировала» его, а на самом деле только таращилась, хихикала и прикладывала сережки к собственным розовым ушкам, чтобы покупатель мог «оценить, как они в деле».

– В каком деле? – поинтересовался он, вызвав взрыв льстивого веселья.

Эле выбранные братом сережки шли больше, чем всем продавщицам, вместе взятым.

И вот теперь, быть может, эти камни, эти стрелы и искры попали в грязные лапы квартирного воришки? Ну уж нет!

Опрометью Руслан кинулся в свою комнату. Хорошо, что у него была привычка каждой вещи отводить свое место. Ключ от комнаты лежал в посудной горке. Руслан торопился, поднял какое-то хрустальное блюдо, оно оказалось очень тяжелым, билось и скользило во вспотевших руках, словно зеркальный карп. Фужеры перешептывались, касаясь друг друга тонкими боками. Руслан схватил ключ и сейчас же сообразил, что необходимо вооружиться. В доме не водилось охотничьих винтовок и бейсбольных бит, но там же, в горке, в нижнем отделении, стояла тяжелая каменная ступка с таким же пестиком.