Сестра тролля
Шрифт:
И его место заняла я. Темные прожилки тут же растеклись по светлому камню, зелень сложилась в руны, чернота наплыла на картину, превратив фреску в арку, закрытую зеленой занавесью.
Йен придвинулся к ней, прищурился. Но зелень тут же прорезали темные всполохи, и проход начал стремительно исчезать.
Я оттащила его назад, заняла свое место. Оп! – и зеленая занавесь опять появилась, заходи – не хочу.
– Буду ждать тут. – Йен дотронулся до моего плеча, показал на фреску с заснеженными вершинами
Кивнув, я медленно выдохнула и быстро пронырнула под аркой. Занавесь за спиной тут же закрылась.
Комната, куда я попала, больше напоминала семейный храм, такие святилища имелись во всех домах.
Одна стена – сплошные окна, чтобы статуи богов видели ночное и дневное светила. Другая – постаменты со статуэтками богов. В центре – Великое дерево с круглой кроной. Оно появилось первым из Мрака и Искры. Из его листьев и корней возникло небо и земля. Из ствола – мир за гранью жизни. Из семян – все живые существа.
Вначале появились первые боги. Затем драконы. Они были слишком большими для земли и потому поднялись в небеса. На их огромных крыльях на небесный свод попали семена, которых тогда было очень много. Из этих семян на небе возникли звезды.
За крылатыми небесными путешественниками, никогда не опускающимися на землю, одновременно появились и остальные: младшие боги-покровители, звери, растения, скрытые народы и люди.
Тогда и понадобился мир за гранью жизни, куда уходят души умерших и откуда возвращаются, чтобы родиться. В нем поселились первые боги, став богами жизни и смерти.
Склонив голову, я дважды коснулась мизинцем средины лба, приветствуя самых древних из богов.
Две статуэтки первых богов стояли на постаментах по обе стороны изображения Великого дерева. Бог заката и богиня рассвета. Они первыми появились и первыми стали следить за круговоротом жизни и смерти, присматривать за разумными существами и богами.
Их неизменно изображали молодыми и красивыми, и при этом обезличенными, в каждой стране у них было свое лицо. Неизменным осталось одно: бог заката всегда стоял в темных водах реки забвения, а богиня рассвета – на белом песке пустыни возрождения.
Река и пустыня были в мире за гранью.
Дальше по обе стороны от первых богов были их младшие братья и сестры: восемь богов-покровителей.
Вечно хмурый Доран – покровитель войны, ненависти, разрушений. Веселая Эрика – богиня любви, мира, целительства. Скалоподобный Фелан – защитник растений и животных. Тонкая, как лук, Бринн – богиня охоты. Красавец с арфой, Анвелл – бог искусства, поэзии, вдохновения. Хитрая Шела – богиня торговли, ремесленников, воров. Синеволосая Марна – покровительница моря и всего, что не суша. Зеленоглазый Лейс – бог лесов, гор и любой суши.
В общем, выбирай покровителя на
Маги путей и провидцы не мелочились. Наши покровителями считались первые боги. Но мы уважительно относились к младшим богам-покровителям: статуэтки всегда были чистыми, перед ними горели крохотные свечи-таблетки. Во избежание обид и непрошеных кар.
Однако Тисовый король, похоже, не боялся их гнева: восемь статуэток младших богов были накрыты отрезами бархата. Шикарного траурного черного цвета.
– Ненормальный! – едва слышно прошептала я, отрывая взгляд от закрытых тканью статуэток.
В противоположном конце комнаты имелось широкое зеркало в пол. Обернувшись, я увидела рядом с фреской, через которую вошла, еще одно. Узкое, но достаточное по ширине, чтобы отразить меня полностью. И вторую фреску. Тоже узкую, с вкраплениями черно-зеленого мрамора на арке.
И эта дверь неторопливо открывалась, превращаясь в арку с зеленой занавесью.
Куда деваться? Войти в цветок? Сунуть его к одной из статуэток? Нет, спасибо, получать «подарки» от богов вместе с местным бесстрашным властелином я не согласна!
Нащупав в кармане ткань, я вытащила салфетку, белкой метнулась к зеркалу рядом с открывающейся занавесью и, рухнув на колени, начала старательно водить ею по раме. Сердце стучало в горле, в ушах шумело. Я сильнее стиснула салфетку.
Из-за занавеси выступил высокий худой человек в коричневой безразмерной хламиде, напоминающей одежду монахов, подвязанную веревкой. Сутулясь, он бурчал себе под нос что-то неразборчивое. Седые волосы доставали до пояса. Срезанные у лица по подбородок, они шторой закрывали его лицо с боков.
Сделав шаг, он заметил меня. Повернулся, заслонка из седых прядей разошлась в стороны, стало видно, что он вряд ли старше меня. Бормотание стихло. Седые брови сошли на переносице, взгляд карих глаз замер на льняной салфетке в моей руке.
Я замахала орудием труда сильнее.
– Опять тряпкой! Сколько можно повторять, надо метелкой, – расстроенно вздохнул седой.
Наклонился и бесцеремонно выдернул из моих пальцев салфетку. Покопался в карманах хламиды, выудил небольшую метелку с пучком перьев на макушке. Протянул мне.
Стараясь не коснуться тонкой руки пальцами и не показать, что одна тень слишком теплая для тени, я потянулась к торчащему хвостику.
Седому надоело – он поймал мою руку. Пальцы у него оказались горячими, словно его мучил жар. Я приготовилась к воплям удивления, но седой сунул метелку в мою ладонь, потер лицо рукой и пробормотал что-то невоспроизводимое. Отодвинулся, уставился на прикрытые статуи, продолжая бормотать.
Не понял? Или понял, кто я?
Я усердно замахала метелкой, сметая несуществующую пыль с рамы.