Сестра звезды
Шрифт:
Глава 26. БЛАГОСЛОВЕННЫЙ ЛИК ИСКУССТВА
Голубая линялая юбка вихрем кружилась вокруг загорелых ног, на которых веселым звоном заливались многочисленные медные браслеты. Факелы, укрепленные в четырех углах деревянного настила, служащего танцовщице сценой, освещали и хорошенькое смуглое личико Кармилы, и раскрасневшиеся лица зрителей, дружными хлопками сопровождавших ее пляску.
Мы с Рейданом и Чи-Гоаном сидели на циновках, расстеленных прямо на траве, и уплетали овощное варево, которым обносила всех присутствующих старая Элинила, с гордостью поглядывающая на танцующую внучку. После гостиничной еды, оставлявшей мужчин полуголодными,
Решение посетить дом старика Макелита и посмотреть, как пляшет его знаменитая внучка, пришло к нам после того, как неделя, назначенная Готто, подошла к концу. Все это время мы умеряли свою тревогу и любопытство, ни разу не заглянув за ширму, из-за которой не доносилось ни звука — лишь сочился слабый запах курений. Мы боялись и друг с другом разговаривать на эту тему и все трое слонялись без дела по гостинице. Иногда, ближе к вечеру, мы выходили на прогулку, но после недавнего опыта Фолесо повергал меня в тоску. Я не доверяла его призрачной красоте и его обманчивым дарам. Мне хотелось покинуть это место как можно скорее — вернуться в храм, если у Готто получится, или продолжить путь в Мидон, если он потерпит неудачу. Ожидание угнетало меня. Я часто плакала и грубо отталкивала друзей, беспокоившихся за меня.
И вот когда Готто, ни говоря ни слова, просунул под ширмой записку со словами: «Еще неделя», — вот тогда я не выдержала. Посулив Рейдану, что в деревне можно будет купить «человеческой еды», я уговорила его съездить к Макелиту. Мы переоделись в котинские обноски, выстиранные местной прачкой, оседлали терпеливо ждущих на конюшне лошадей и после обеда отправились на юго-восточную окраину Фолесо.
Деревня Шоро располагалась не сразу за городской стеной, а сбегала к морю по другой стороне холма, возвышающегося над Фолесо. Удивительно, как ее глиняные, крашенные белой краской домики не осыпались в воды Горячего моря, такого бурного в это время года.
Мы осторожно направили лошадей по каменистой крутой тропинке. Несмотря на вечернее время, земледельческие работы здесь еще не завершились: изобилие, которое дарила крестьянам плодородная южная земля, требовало от них ответного трудолюбия. Мы видели смуглых сельских девушек, собиравших прозрачные грозди винограда в огромные плетеные корзины; тут же длинноухий покладистый ослик крутил приспособление для выжимки сока. Обнаженные по пояс мужчины с вьющимися смоляными волосами и бородами перетаскивали на натруженных спинах неподъемные мешки, в которые женщины, утирая пот с лица краями головных платков, складывали выкопанные из-под земли клубни. Небольшие стада овец острыми копытцами выбивали по камням веселую дробь. Большинство крестьян не обращали на нас внимания, занятые своим делом, но некоторые, особенно женщины и ребятишки, долго смотрели нам вслед, о чем-то переговариваясь и смеясь. Особенным успехом пользовалась керато — зверь, невиданный в этих краях. Деревенские собаки при виде ее поднимали лай, но ни одна не рискнула подбежать поближе, и Виса шествовала важно и спокойно, с выражением крайнего презрения на морде.
Дом старика Макелита нам указали сразу, а двое загорелых дочерна мальчишек лет десяти, босых и одетых только в холщовые штаны, даже вызвались нас проводить. Боязливо оглядываясь на огромную керато, они бежали впереди и, едва свернув на нужную улочку, во весь голос завопили:
— Дедушка Макелит! Тебя хотят видеть господа!
В Лесовии к чужакам всегда относились с настороженностью, а может, просто с северной прохладцей. Поэтому мы были приятно удивлены той простодушной радостью, с которой нас встретили Макелит, его жена Элинила и внучка Кармила, застенчивая красавица, подарившая Рейдану с Чи-Гоаном несколько быстрых улыбок. Мы туг же узнали, что родители Кармилы — сын Макелита и его жена — отправились на заработки в Котин, потому что Макелит-младший — рыбак каких мало, а в Фолесо рыбу не слишком жалуют.
— Проходите в дом, отдыхайте с дороги, — суетился старик Макелит. — А как только солнце сядет, моя Кармила покажет, на что она
Несколько смущенные, мы спешились, оставив коней на попечении мальчишек, которые чуть не подрались за право напоить их и отвести к коновязи, и зашли в дом.
«Дом», конечно, было слишком громким названием для покосившейся избушки, в которой жил Макелит со своей семьей. Рейдану пришлось сильно пригнуть голову, чтобы пройти в низенькую дверь. Внутри все было бедно, но очень чистенько: выскобленные доски пола, беленая холстина скатерти на крепко сколоченном столе, заботливо застеленные кровати. У каждой до блеска вымытой глиняной плошки или горшка было свое место на полках, тянувшихся вдоль каждой стены. По тому, как покрасневшая Кармила метнулась, чтобы убрать какую-то брошенную на кровать одежду, я поняла, что за порядком в доме следила именно она.
И при этом ни один стежок вышивки не украшал занавесочки в пол-окна, ни один красочный штрих не коснулся глянцевых горшков. Я вспомнила, что и снаружи не видела на домах ни резьбы, ни росписи, а одевались крестьяне в некрашеную одежду самого простого покроя, отличавшуюся от городских туник и плащей большей приспособленностью к земледельческим работам и грубостью ткани. Я надеялась, что мне выпадет случай расспросить об этом кого-нибудь из местных.
Как только солнце начало клониться к закату — со двора Маркелита отлично был виден морской горизонт и огненная дорожка, протянувшаяся к берегу, — по деревне началось движение. Нас провели на так называемую «главную площадь» — пятачок земли на склоне холма, где днем жители деревни обменивали урожай со своих полей и огородов на рыбу, привезенную по морю котинцами, а вечерами устраивали гуляния.
Несколько бочек молодого вина было выкачено прямо на площадь. Виноделы за мелкую монету щедро наливали всем желающим в глубокие миски пенящийся напиток. Мы с Чи-Гоаном переглянулись и, вспомнив каби, от покупки удержались. Рейдан же купил себе такую миску и с удовольствием к ней прикладывался. Стемнело быстро и незаметно, площадь осветили факелы. Народ, оживленный выпитым и предвкушая зрелище, начал хлопать в ладоши, вызывая свою любимицу. Я вспомнила словно мороком охваченную толпу, стремящуюся увидеть Лонвину, но здесь все было иначе: просто веселые люди, собравшиеся отдохнуть после тяжелого труда.
Кармила поднялась на деревянный настил и улыбнулась. Для танца она переоделась в необычное для этих мест старенькое голубое платьице — старик Макелит тут же таинственным шепотом сообщил нам, что родители привезли это платье для дочки из Котина. Под дружные хлопки и притопы, отбивающие ритм, девушка начала танцевать. В ее пляске, одновременно затейливой и бесхитростной, не было никакого надрыва, никакого насилия над своей душой, вдруг вынужденной обнажать свои раны. Руки сплетались, как ростки, стремящиеся к свету из-под земли, и снова скользили вниз, едва касаясь бедер так, что мужчины восторженно охали. Маленькие ножки то часто-часто переступали, звеня браслетами, то вдруг отрывались от сцены, совершая в воздухе немыслимые обороты. Пышные завитки черных волос падали на лицо и рассыпались по плечам. Красота девичьего тела, дразнящая откровенность ее чувственных движений, ощущение полноты жизни, исходящее от всего облика девушки, выросшей на солнечном берегу теплого моря, — всем этим одновременно наслаждались и глаза, и сердце. На усталых лицах крестьян зажглись горделивые улыбки: еще бы, их любимица была хороша как никогда и не осрамилась перед гостями.
От танца меня отвлек Чи-Гоан, который последние четверть часа ужасно ерзал, сидя рядом со мной, а теперь и вовсе решил уйти. Проследив за ним удивленным взглядом, я заметила, что он направляется вслед за какой-то девушкой, быстро исчезающей за освещенным кругом. Что ж, лю-штанец больше не был пленником, он был нашим верным спутником и имел право поступать, как ему вздумается. Тут к нам подсел Макелит с очередным блюдом пирожков, и я, забыв о Чи-Гоане, взяла самый верхний, на котором еще шипело золотистое масло. Виса, забросив кость, заинтересованно потянулась к моей руке, и мне пришлось поделиться с ней.