Сестра звезды
Шрифт:
Ошеломленная своей победой, я сидела на какой-то кочке, боясь подходить к трупам, словно они могли отомстить мне за то, что расстались с жизнью. Особенно страшны были те, кого поразила сила Келлион: их лица посинели и замерли в ужасной гримасе, с вывалившимся языком, а пальцы были скрючены. Но думала я о другом: если бы не моя неуверенность в собственных силах, если бы мне пришло в голову вмешаться раньше, не пострадал бы никто из моих друзей и людей, обязанных нас защищать. Сестра звезды не должна была прятаться за чужими спинами. Мне было очень стыдно.
Похоже, охранники, которые уже начали
Мельком взглянув на рану лю-штанца, я сразу поняла, что она не опасна — у меня в этом деле уже появился опыт. Зато Ционэ был совсем плох: стрела пронзила ему наискось живот. Он находился в сознании и сдерживал стоны, но как только я приблизилась, то почувствовала жар, полыхнувший от раненого. Я опустилась рядом с ним на колени и прикоснулась к его лбу, стараясь, чтобы голубой свет, исходящий от ладоней, принес ему облегчение.
— Спасибо. Хорошо… — еле слышно прошептал Ционэ, и я увидела свежую кровь в уголках его губ.
Он произнес несколько слов охранникам, стоящим поодаль с торжественными лицами. Я обернулась к ним, и один из них перевел:
— Ционэ говорит, что умирает и что ему очень больно. Он просит помочь ему умереть побыстрей.
— Шайса, ты можешь облегчить его муки? — с надеждой спросил Рейдан. — Как тогда, в Лесовии, — ведь мне ты помогла.
Но я уже скользила голубым лучом внутри тела раненого. Какие же там были разрушения! Кровь, которую я пыталась остановить в одном прорванном сосуде, резким толчком выплескивалась из другого. Я не могла понять, какие внутренние органы пострадали, — для этого у меня просто не хватало знаний. Я старалась хотя бы унять сжигающую Ционэ изнутри боль и проливала в него струи голубого огня.
— Этак ты меня совсем заморозишь, — попытался он улыбнуться и схватил меня за запястья холодными, как лед, руками. Но боль, похоже, оставляла его; по крайней мере, лицо раненого просветлело и утратило страдальческое выражение.
— Воды, — попросил он.
— Тебе нельзя, — ответил один из охранников. Но другой, махнув рукой, отправился за своей флягой, сказав:
— Ему теперь все можно.
Ционэ вдруг потянулся ко мне, желая что-то сказать. Чтобы он не мучился, мне пришлось почти лечь с ним рядом.
— Не держи зла на разбойников Дугонского леса, Шайса, — проговорил он. — Я знаю, они причинили тебе зло. Но ты молода и сумеешь это забыть. Я ведь был бы такой же, как они, если бы не Человек-рыба. А если повезет встретить Человека-рыбу, скажите, как я ему благодарен.
Больше Ционэ не произнес ни слова. Смерть не приходила к нему еще часа два, и все это время я пыталась облегчить ему страдания. Я уже не видела ничего, кроме окровавленных внутренностей, в которые вонзался мой голубой огонь. Увы, он не мог исцелить Ционэ. Но умер он легко — я даже не заметила, в какой миг перестала чувствовать биение его сердце. Готто осторожно поднял меня на ноги и сказал:
— Все, он умер, Шайса.
И тогда я потеряла сознание.
Я пришла в себя от глотка, в котором узнала вкус каби. Рейдан, положив мою голову к себе на
— Нам пора ехать, Шайса. Не ровен час, пираты вернутся с подмогой.
Я огляделась. Два ровных продолговатых холмика были покрыты срезанным дерном. Я вздрогнула, поняв, что это могилы охранников. Куда делись тела пиратов, я не стала спрашивать.
— Что поделаешь, Шайса, — сказал Рейдан, заметив мой взгляд. — Эти люди сами выбрали такую судьбу. Они постоянно рискуют жизнью.
Я понимала, что он прав, но все равно мне хотелось плакать. Несколько дней и ночей эти люди были нашими спутниками, делили с нами пищу и тепло костра. Расставшись с ними, я, наверное, забыла бы о них через час, но сейчас я скорбела о них, как о близких.
Уцелевшие лошади были готовы тронуться в путь. Их осталось пять, причем одна хромала на переднюю ногу. Кому-то из нас предстояло идти пешком. Пока мужчины решали, кто из них это будет, я попробовала сесть в седло и поняла, что ехать не смогу: после ночной скачки все тело ныло, как побитое. Мне и пешком идти было тяжело, но все-таки не так больно. Так что мужчины сели в седло, а я пошла, держась за стремя Рейданова коня. Виса трусила рядом.
— Ничего, — подбодрил меня один из оставшихся охранников, невысокий, коренастый Кайдэ, который тоже шел пешком, жалея свою охромевшую лошадь. — Всю ночь мы неслись на запад и самое позднее на закате будем у ворот Фолесо.
День тянулся мучительно долго. Охранники, видимо, спеша закончить работу, обернувшуюся таким несчастьем, не предложили сделать привал. Лошади иногда пускались рысью, и тогда мне приходилось за ними бежать. Через пару часов Рейдан все-таки усадил меня верхом перед собой. На каком-то ухабе я охнула от боли, и тогда он, погладив меня по спине, сказал неожиданно ласково:
— Потерпи, малышка. Скоро ты будешь дома.
Тем временем мы покинули берега Оранцо, отразившего в застывших водах золоченую листву прибрежных деревьев. Лес становился светлее: здесь уже не было кустарников, хватавших нас за одежду колючими ветвями, — только большие, в два обхвата гладкоствольные деревья, сквозь густые кроны которых сияло ярко-голубое небо.
В воздухе стоял тонкий запах неизвестных пряностей, который, наверное, исходил от листвы этих деревьев. Я оглядывалась вокруг, и мне казалось, что в торжественном молчании, которое наложило на наши уста недавнее присутствие смерти, мы едем под сводами огромного дворца, среди мраморных колонн, поддерживающих расписанный золотом потолок.
Я украдкой поглядывала на своих спутников: лица всех были серьезны. Даже Готто и Чи-Гоан, склонные пошутить и посмеяться, были погружены в какие-то свои невеселые мысли. А меня одолевало все нарастающее возбуждение: мне одновременно хотелось ускорить события и приостановить их. Цель, ради которой был проделан столь долгий и опасный путь, была близка. Но хотела ли я, чтобы она осуществилась?
Когда огромные тени от деревьев стали длинными и вечерняя прохлада заставила нас закутаться в дорожные плащи, мы оказались на вершине пологого холма. Лес здесь обрывался, и дорога, ведущая к лежащему в низине городу, отражавшему закат куполообразными крышами, крытыми золотом, отлично просматривалась.