Сестрички и другие чудовища
Шрифт:
К среде старшие по званию офицеры при встрече с лейтенантом стали отдавать честь первыми, хотя раньше не отдавали её даже последними. Проходя мимо курилок, О. то и дело слышал обрывки фраз:
— …зубами внутренности ему грыз…
— …упёрся ногами в печень и каааааак…
— …бах — и всё! Одно только «О» осталось. Ты думаешь, почему лейтенанта зовут так странно — «О.»?
«Да не могут они про Омордня знать! — лейтенант пытался заглушить панику истерикой. — Они вообще про кошмары ничего знать не должны! А раз не должны — то и не могут!
В пятницу начальник школы вызвал к себе лейтенанта для инструктажа перед дежурством, но инструктировать не стал. Запер кабинет на несколько замков, попросил О. зажмуриться, пощёлкал какими-то механизмами и вежливо приказал:
— Всё, открывайте.
Лейтенант открыл. В руке подполковника красовалась странная медаль: стальной кружок даже без намёка на гравировку на колодке ускользающего цвета.
— Официально я про ваш подвиг ничего не знаю, — сообщил начальник школы, — поэтому и наградить не могу. Но неофициально — наслышан. Я ведь и сам начинал в подразделении 11. Так что и не наградить не могу. Поэтому…
Подполковник бережно прикрепил награду к кителю. Не слева, где носят медали, и не справа, где место для орденов, а ровно посредине. И почему-то на спине.
Они немного помолчали.
— Чувствуешь? — выдохнул начальник.
— Чувствую, — ответил лейтенант.
«…себя дураком», — мысленно закончил он.
— Я ведь эту… — начал подполковник, но тут же оборвал себя, шлёпнув ладонью по губам.
И принялся торопливо отстёгивать секретную награду.
— Ты не подумай, — сказал он лейтенанту, который уже не знал, что и думать. — Мы секретность соблюдём. Чтобы не было слухов, что тебя проглотил опасный кошмар, пустим слух, что тебя проглотил очень опасный преступник…
Подполковник на мгновение задумался.
— …с очень большим ртом.
По традиции, освящённой уставом, вместе с командиром подразделения на дежурство заступали его подчинённые.
О. обвёл взглядом подразделение 11. Особенно выделялись первокурсники. Смертельной бледностью и нервным тиком.
«Молодые, — с печальной теплотой подумал лейтенант, — необстрелянные. Обстрелять бы вас… из табельного… по ногам… Вы бы в санчасти отсиделись, а я…»
Дальнейший ход мыслей лейтенанту заранее не понравился, и в инструктаже он ограничился проверенными классическими заклинаниями:
— Чтобы ни-ни. И без этого! А то… Ясно?
Стало ли курсантам что-нибудь ясно, было непонятно. Подразделение не просто ело глазами начальство, а прямо-таки обгладывало.
«Наверное, слишком общо», — решил О.
— Чтобы после отбоя в казармах было тихо и темно, как…
«…как у Омордня в брюхе!» — чуть не сказал лейтенант.
— …как в казармах после отбоя! И никаких чтобы мне Дней первокурсника! Службу нести бдительно! Поползновения пресекать! О нарушениях докладывать! Вопросы?
Виктор громко сглотнул, намекая на желание задать вопрос.
— Курсант Виктор! — поощрил его О. — Что вы
По лицу курсанта можно было предположить, что он хочет воспеть славу могучему лейтенанту, но Виктор подавил это естественное желание и сказал:
— Не извольте беспокоиться! Мы всех предупредили! Все будут спать как убитые! И даже тише! Мы им рассказали, как вы голыми руками…
— Отставить! — О. поразился собственному голосу, который больше подошёл бы полководцу на поле боя. — Всё это сплетни! Не разрывал я никого голыми руками! И голыми ногами ни в чью печень не упирался! И харакири собственной пряжкой я ему изнутри не делал!..
«Стоп! — приказал себе лейтенант. — Это уже не сплетни. Про харакири это я только что придумал… А надо было придумать, когда в Омордне сидел. Идея-то хорошая…»
— Короче, — отрубил он, — всё это бред и совершенно секретная информация! Всем ясно?
— Так точно, ясно! — гаркнуло подразделение 11 так слаженно, что на стенах затрепетали обои.
— Вот и всё! — О. попробовал нахмуриться.
Вышло на славу. Первокурсница Диана на левом фланге даже упала в обморок, но осталась стоять смирно, поддерживаемая дрогнувшими, но не сдвинувшимися плечами товарищей.
Лейтенант устало прикрыл глаза… и чуть не подпрыгнул, услышав шёпот курсанта Виктора:
— Всё будет нормально! Мы решили День первокурсника на неделю сдвинуть! Это неправильно, конечно, полагается в первую субботу ноября, но вы же сами понимаете…
Лейтенант О. начал обход казармы через полчаса после отбоя.
«Сдвинуть они решили!» — возмущался лейтенант, проходя по пустому коридору.
«Спать они будут!» — злился лейтенант, двигаясь вдоль рядов коек, на которых слаженно, как на плацу, сопели курсанты.
«Думают, я на это поведусь!» — выходил из себя лейтенант, выходя во внутренний двор и всматриваясь в безжизненные окна казармы.
«Бдительность усыпляют», — догадался лейтенант, отчаявшись услышать хоть один подозрительный звук.
Курсанты явно готовили какую-то провокацию. И делали это умело: ни тебе вышедшего «водички попить», ни тебе смешка с дальней койки, ни тебе заснувшего дневального…
К полуночи О. окончательно измучился. Чтобы хоть как-то развеяться, он отправился на ночную улицу.
«Может, и не будет ничего, — подумал лейтенант, ёжась в прозрачной ноябрьской прохладе. — Может…»
БАМ! — ударили часы на фронтоне Высшей школы полиции.
Это удивило О. Во-первых, была не полночь и не час ночи, а 0:46, что и показывали пробившие часы. Во-вторых, часы на фронтоне ВШП не били ни в полночь, ни в час — и вообще никогда. У них просто не было механизма для произведения звука.
Лейтенант удивился бы ещё больше, если бы узнал, что в каптёрке казармы, среди штабелей и стопок брюк и маек, над пустой табуреткой сгустились зелёные нити, начавшие сшивать из пахнущего стиральным порошком воздуха чей-то образ.