Сестрички и другие чудовища
Шрифт:
Подходя к дверям столовой, О. пришёл к мысли, что наряд он поднимет в любом случае, даже если они всё сделали идеально.
Лейтенант распахнул двери, и с души свалился камень, а с плеч — гора.
Ему не придётся напрасно тревожить сон наряда по кухне.
На полу валялись черпаки.
— Попались, голубчики! — сказал О. неизвестно кому.
Неизвестно кто ответил утробным воем из всех углов.
А потом черпаки поднялись к потолку и зависли там на манер звена вертолётов «Чёрная акула» перед заходом на цель. Почему-то теперь лейтенанту стало казаться, что попались не голубчики, а он сам.
— Ох,
Стая черпаков выполнила слаженный противозенитный манёвр, уходя от табуретки, блеснула в свете луны из форточки и скрылась на кухне.
Когда О. включил свет, оба штатных черпака мирно торчали из выскобленных кастрюль. «Интересно, — подумал лейтенант, — а остальные куда делись? И откуда взялись? И не поднять ли мне казарму в ружьё?»
Тут он вспомнил две вещи. Во-первых, ружья в Школе не наблюдалось. Во-вторых, он вообще-то шёл водички попить.
Пил лейтенант долго, как верблюд перед забегом «Ашхабад — два дня — Ашхабад».
И успокоился настолько, что решил никого пока не будить, но с утра устроить кухонному наряду разнос за разбросанные табуретки.
Зелёная мятая фигура в каптёрке уже готова и таращится на школьное имущество.
Она словно чего-то ждёт и никак не может дождаться.
В уголке рта то и дело вспыхивает багровая точка — налитый огнём глаз…
А, нет, это сигарета, которую потягивает зелёный монстр.
Вот она падает на пол, и тканое создание хрипит:
— Подним-м-мите м-м-мой бычок!
Но никто не поднимает.
Монстр, сопя, встаёт с табуретки и делает первый шаг.
Лейтенант брёл по коридору в сторону каптёрки, проверяя дежурное освещение, когда наступила темнота, полная, как Монсеррат Кабалье на излёте карьеры. Погасли все дежурные лампочки, аварийные светильники и пожарные огоньки. Даже фонари на улице отключились. Про такую темноту говорят: «Глаз выколи, ногу подверни, шишку набей — или на месте стой во избежание травм».
— А вот это уже диверсия! — О. нашарил на поясе фонарик и перехватил его поудобнее [4] .
Подумал и зажёг.
Тьма вокруг стояла такая плотная, что свет от фонаря освещал только его, фонаря, внутренности. Зато рядом с О. кто-то явственно захихикал. А может, заплакал.
Лейтенант понял, что потеряет контроль над собой, если не покалечит кого-нибудь. С глухим «Ну, вы сами нарвались!» он принялся молотить фонарём направо, налево, перед собой и вообще всюду, куда рука дотягивалась.
4
Дежурным и дневальным в Школе не выдают ни огнестрельного, ни холодного, ни какого другого оружия. Только фонарики с такой длинной ручкой, что их можно использовать и как дубинки, и как багры, и как копья. Именно из практики боевого применения этого чуда полицейской техники появились
— Я! Вам! Покажу! Как! Нарушать! Распорядок! Я! Вам! Устрою! День! Первокурсника!
Фонари зажглись так внезапно, что лейтенант успел ещё два раза взмахнуть своим оружием, прежде чем осознал факт исчезновения темноты. Вокруг было пусто.
«Крови нет, — внимательно осмотрелся О. — Слава богу. Хотя, конечно, жаль».
Он тут же застеснялся своей кровожадности и принялся объяснять самому себе, что это он не со зла. Просто утром можно было бы легче определить нарушителей по синякам, кровоподтёкам, рваным ранам, открытым переломам, проломленным черепам…
Лейтенант сглотнул и понял, что вода из столовой успокаивает очень плохо. Наверное, она застоялась. Прямо уже зеленоватой стала… Зеленоватой?
Вода тут была ни при чём. Зеленоватым стал воздух в коридоре.
О. повертел головой. Потом перестал вертеть и медленно оглянулся. По коридору со стороны кухни на него ползли старые знакомые: постукивающие друг о друга черпаки, гримасничающие простыни, трепещущее Боевое Знамя («Эх, Диана!»), на ходу восстанавливающийся Воинственный Дух….
— Да вы что, вообще страха не боитесь! — крикнул О. — Да вы знаете, кто я?! Я — лейтенант О.!
Прозвучало несколько напыщенно, но движение слегка замедлилось. Это приободрило лейтенанта.
— Да я Омордня голыми руками! И вас всех! В нарядах сгною! Отчислю без права восстановления! В мешок захотели?!
«Причём тут мешок? — сам себе удивился О. — Какой ещё мешок?»
Но нападающие почему-то занервничали. Кое-кто ещё двигался по инерции, но большинство подалось назад.
«Что ж я такой тупой? — огорчился лейтенант. — Как же я сразу не догадался? Это же не курсанты, переодетые кошмарами! Это кошмары и есть! А я чуть было не испугался!»
Он решительно шагнул к разношёрстной банде:
— Слушать мою команду, чучела! Кругом! Шагом марш!
Но чучела команды не выполнили, наоборот, вдруг оживились и подались вперёд.
— Эй, боец, — хрипло произнесли сзади.
О. развернулся.
Из каптёрки, окутанный зеленоватой дымкой, выплывал громадный старослужащий ефрейтор — помятый, потёртый, небритый и несомненно, неоспоримо, неотвратимо неадекватный.
Вся решительность лейтенанта испарилась, как будто её никогда и не было. О. ни разу не видел этот кошмар, но узнал его сразу. Злой Дембель.
— За сигаретой метнулся! — просипел монстр. — Быстрёхонько!
— В смысле? — пролепетал лейтенант.
— Бурый, что ли? — спросил Злой Дембель. — От как.
Кошмар шагнул к О. и непонятным образом за один шаг преодолел десяток метров.
— Сколько, — спросил он, дыхнув на О. сложным букетом ароматов спирта, солидола и сапожного крема, — дней до приказа?
Лейтенант закрыл глаза. Сзади его подталкивали ставшие мелкими и теперь уже не имеющими значения ужасы. Спереди, неотвратимо заполняя всё пространство, нависал Злой Дембель.