Сестры Ингерд
Шрифт:
В доме часто бывали гости, и первое время нас вдвоем выводили наряженных, как кукол. После смерти папы, мотивируя это тем, что «…у девочки траур и сейчас ей неприятно чужое внимание…», Анжелку перед приемом готовили одну. В двенадцать лет парикмахер и визажист стали приходить не только к маме, но и готовить к приемам и визитам наследную принцессу. Про меня в это время деликатно забывали. Впрочем, я этому, пожалуй, только радовалась. С сестрой мы ладили все хуже и хуже. Меня раздражало то, что она очень любила пакостить по мелочам и сваливать вину на меня.
Художка по-прежнему оставалась моей отдушиной.
Иногда в маме все же просыпалась совесть. Как правило, после очередной особенно гадостной выходки сестрицы. Именно в таком настроении она подписала документы с каким-то агентством и сдала папину квартиру. Пояснив мне так:
– - Деньги будут на счет капать. К твоему совершеннолетию как раз можно будет на двушку обменять. Ну, или на учебу потратишь. Там уж сама решишь как.
То, что жить в доме отчима я долго не буду, меня скорее радовало. Анжелика последние годы в школе просто бесилась оттого, что кто-то называл нас сестрами Ингерд. Она была очень популярна в классе и дружила с такими же, как она сама, девицами, устраивая бесконечные гонки брендовых шмоток и хвастаясь то новыми золотыми сережками, то шубкой, то сумочкой BIRKIN.
К десятому классу наши отношения с ней совсем испортились. Она частенько шипела мне вслед:
– - Нищебродка.
А весной того же года, когда за мной вдруг рьяно начал ухаживать Мишка Виденский из параллели, сын владельца нескольких автомастерских, и вовсе устроила дома истерику.
Уж, о чем там разговаривали мама и Родион Олегович, я не знаю, но вечером мама зашла ко мне в комнату:
– - Ты пойми, у девочки переходный период, гормональные всплески… не злись на сестру.
Она все говорила и говорила, казалось, что мама подбирается к какой-то важной для нее теме и пытается настроить меня на важный для нее ответ.
– - …Родион Олегович даже согласен оплатить ремонт из своих средств!
Я не сразу поняла, о чем речь, а когда дошло, то только обрадовалась. Мама предлагала мне выселить квартирантов и начать жить в папиной квартире. Для меня это было самым лучшим решением! Немножко пугало то, что я совсем не умела готовить. На кухню в доме отчима нам заходить запрещалось. Да и прислуга была недовольна моим появлением там. За эти годы, кроме горничной Тони, появился еще и повар, и постоянно живущий садовник. Все они прекрасно понимали, кто и на каких правах живет здесь, и вольно или невольно, но ориентировались на хозяина дома.
Жильцов выселили, ремонт сделали. На мою карточку мама ежемесячно переводила пенсию по утрате кормильца. И первые месяцы я лихо жгла яичницы и кастрюли, училась пользоваться стиралкой и крепко запомнила, что если я забуду купить соль, то сама собой она на столе не появится. Впрочем, некое подобие порядка я научилась поддерживать достаточно быстро, потому что здесь, в папиной
Никто брюзгливо не выговаривал мне во время семейного обеда за пролитый на свежую скатерть апельсиновый сок. Мне не приходилось оправдываться и доказывать, что Анжелка специально толкнула меня под локоть, тем более что это никогда не срабатывало. После переезда я немного съехала по учебе, зато с удовольствием смотрела ролики в сети и училась готовить самые простые вещи. Через полгода венцом моего кулинарного искусства стал собственноручно испеченный пирог.
Проблема была в том, что мне не хватало денег на оплату всех счетов. Пенсия была даже меньше семи тысяч, и ее едва-едва хватало, чтобы покрыть квартплату, свет и интернет. Мама, которая первое время заезжала ко мне каждые три-четыре дня, однажды, стыдливо пряча глаза, сообщила, что может давать только десять тысяч в месяц:
– - Это даже больше, чем дает тебе государство. А Родик… Ну он же не обязан…
– - Ты можешь хотя бы покупать мне раз в неделю продукты?
– - Понимаешь, моя карта привязана к телефону Родика… Если он увидит, что я расплачиваюсь во всяких там Пятерочках… Вот если бы ты была с ним ласковее…
Ласковее становиться мне не хотелось категорически. Самое обидное, что на счету у меня лежала совсем неплохая сумма: то, что скопилось за время сдачи квартиры в аренду. Но до восемнадцати лет допуска к этим деньгам не было ни у меня, ни у мамы. Немного подумав, я стала искать подработку. И довольно быстро нашла.
Через день, сразу после школы, я бежала в небольшой соседний магазинчик, который славился низкими ценами и скидками для пенсионеров. И там в холодном складском помещении с четырех до девяти вечера фасовала бесконечные килограммовые пакеты: сахар и крупы, дешевое печенье, сухари и сушки. Работа была тяжелая и монотонная, но давала мне возможность ни о чем не просить отчима и покупать все, что требуется. Самым неприятным было то, что мне пришлось бросить художку, не доучившись один год. Это было обидно, там мне нравилось.
Школу я закончила весьма средненько и даже не пошла на выпускной: для меня это было слишком дорого. Впрочем, мне было не до переживаний. Нужно было думать о дальнейшей жизни. Прикинув свои возможности, я поняла, что ни в пед., ни в другое место поступать я просто не хочу. А “Питерский университет промышленных технологий и дизайна” мне не по зубам. Обучение за год там стоило больше трехсот тысяч. Такие деньги мне взять было негде. Но и оставаться в магазине продавцом я тоже не хотела, хотя хозяйка усердно зазывала.
С самой весны, как только люди разъехались в отпуска, а будущие студенты отправились сдавать экзамены, я регулярно обходила все возможные места, где могла найти хоть какую-то работу. И однажды мне повезло. В свадебное агентство «Счастье» требовался художник. Прельстила меня не скромная зарплата и не относительно свободный график работы, а именно слово “художник”. Элегантная барышня, которая собеседовала меня, весело пояснила:
– - Хозяин прижимистый, зарплата небольшая, работы много, клиенты… ну, тут разные бывают. Старший художник у нас есть. Все дорогие свадьбы он сам и оформляет. Зовут Валера. Ему нужен подручный. Парень он неплохой. Если сработаетесь, будет иногда тебе простенькие заказы подкидывать.