Сестры из Сен-Круа
Шрифт:
— Если бы я была мужчиной, мне бы все равно пришлось идти на фронт, и риск был бы не меньше, — ровным голосом ответила Сара, стараясь не слышать муки в его голосе.
— Но ты не мужчина, — решительно отрезал отец и вышел из комнаты.
Сара сидела за столом и смотрела на дверь, которую он неслышно закрыл за собой. Этот деликатный жест подчеркивал его умение владеть собой даже в гневе, и на какой-то миг Сара уже готова была уступить и остаться дома. Может быть, ее место и правда здесь, с ним. Если она уедет, кто о нем позаботится? Она взглянула на портрет матери, безмятежно смотревшей на нее со стены. Портрет был написан, когда мама была немногим старше, чем Сара сейчас. Сарины воспоминания о матери были туманными и обрывочными. Она была еще совсем
— Думаю, я все-таки должна поехать, мамочка, — проговорила она вслух. Для Сары она так и осталась мамочкой, как в раннем детстве — ласковое детское обращение к матери, оставшейся там, в далеком прошлом, вечно молодой. — Тетя Энн говорит, что им нужна любая помощь. Мы не можем оставить эту войну одним мужчинам.
Последняя часть плана как-то сама собой сложилась у нее в голове, и она с тихим вздохом пошла вслед за отцом в библиотеку, где он уже сидел в своем кресле.
6
Молли Дэй собиралась, как обычно, провести свой долгожданный выходной с матерью. Отец будет занят работой, и они с матушкой спокойно посидят на кухне с чаем и горкой жареных ячменных лепешек, щедро смазанных маслом. Выходной на полдня ей полагался всего раз в месяц, и они с матерью всегда ждали его с нетерпением. Сегодня Молли в небывало короткий срок успела убрать после обеда со стола и вымыть посуду на кухне, а затем натянула пальто и вышла навстречу ясному осеннему дню.
В голове все крутилась мысль, которую мисс Сара подбросила ей утром — и все утро она почти ни о чем другом не могла думать, пока полировала мебель в гостиной. Душа ее металась то в одну сторону, то в другую. Только что она приходила в ужас при мысли о путешествии в такую даль вдвоем с мисс Сарой, без сопровождающих, а в следующую минуту вдруг ощущала дрожь радостного волнения: ведь это такое приключение — поехать во Францию! Да только где же им справиться с работой в госпитале?
«Я и по-французски-то ни словечка не знаю, — думала она. — Какая из меня сестра милосердия! В жизни не бывала нигде дальше Белкастера, даже в Лондоне ни разу. Куда уж мне!»
Затем ее мысли повернули в другую сторону. «А может, я все-таки сумею сделать что-нибудь стоящее для фронта. Помочь нашим храбрым солдатам выиграть войну».
Мысли так и скакали в голове — от радости к тревоге и обратно, и в конце концов миссис Нортон даже пришлось отчитать ее за то, что она не уделяет приготовлениям к обеду должного внимания.
По дороге домой Молли думала — рассказать ли обо всем этом матери? При отце-то, конечно, не стоит, но одной матушке?.. Нет, невесело подумала она. Матушка все равно расскажет отцу, а дело не стоит скандала. И все же, едва шагнув на тропинку, ведущую из Чарлтон Амброуз, от ворот поместья, она ощутила легкость, почти беззаботность. Впереди были несколько драгоценных часов отдыха — от поместья и от работы. Удивительное предложение, которым мисс Сара так огорошила ее сегодня утром, может подождать.
Начинающие желтеть листья горели огнем на солнце, а уже опавшие шуршали и похрустывали, когда Молли, ребячась, расшвыривала их ногами на ходу. Перебравшись через изгородь по старым каменным ступенькам, она двинулась дальше по полевой тропке и вскоре поднялась на холм, возвышающийся над фермой Вэлли, где она родилась и выросла. Взглянув с вершины холма вниз, на долину, давшую название ферме, она увидела тонкий столбик дыма из трубы. Фермерский дом, длинный и приземистый, был сложен из серого камня, его маленькие окошечки смотрели из-под тяжело нависающих карнизов, по крытой шифером крыше расползались лишайники и мох. Если смотреть отсюда, каждый раз думалось Молли, кажется, что этот дом сидит у подножия холма, как курица в гнезде — нахохленная пеструшка, греющая яйца. Справа от дома был двор, по обе
Про себя Молли гадала, где сегодня отец. Иногда с вершины холма можно было увидеть его за работой где-нибудь в поле, но сегодня его нигде не было видно. Молли вновь взглянула на дом: хотелось надеяться, что отца там нет. Он всегда приходил только к ужину, перед самым уходом Молли обратно в поместье. До этого она его не видела, а сказать по чести, и видеть не хотела. Она приходила повидаться не с ним, а с матушкой.
Молли перебралась по ступенькам через последнюю изгородь и поспешила вниз, к ферме, где Дейзи и Бен, две овчарки-колли, устроили ей восторженный прием, стоило ей только войти во двор. Она ответила на их шумные приветствия объятиями и восклицаниями:
— Бен, хороший песик! Здравствуй, Дейзичка! Хорошие собаки! Хорошие!
При звуках этой встречи задняя дверь отворилась, и на крыльцо вышла мать. Как всегда, поверх юбки и блузки на ней был запашной комбинезон, а волосы повязаны шарфом. Но Молли, не видевшая ее уже месяц, заметила, что она сегодня какая-то не такая — уставшая, что ли… то есть еще сильнее уставшая, чем обычно. Лицо у нее было бледное, напряженное, и губы не сразу расплылись в приветственной улыбке.
Молли протянула к ней руки, и они обнялись — коротко, немного неловко. Матушка была не любительница ласкаться, хотя Молли никогда не сомневалась, что она ее любит.
— Матушка, — сказала она, — матушка, что-то случилось?
— Что? Нет, конечно, а что может случиться?
— Ничего, — поспешно сказала Молли. — Просто вид у тебя чуточку усталый, вот и все. Ты слишком много работаешь.
— А кто ж за меня работать будет? — возразила мать. — Эй, тихо вы!
От ее резкого окрика собаки перестали лаять и побрели к своим конурам у ворот.
— Входи, — сказала матушка и, развернувшись, первой шагнула в теплую кухню.
Молли любила кухню. Там всегда было тепло и витал успокаивающий запах свежеиспеченного хлеба, даже если в этот день ничего не пекли. В центре кухни стоял огромный, массивный квадратный стол из сосновых досок, на плиточном полу были разложены тряпичные коврики — островки ярких красок и тепла. Окна выходили на две стороны, и сквозь одно из них полуденное солнце играло лучами на полированном корпусе напольных часов, важно тикавших в углу. В плите всегда горел огонь: в те послеобеденные часы, когда они оставались вдвоем, мать открывала дверцу, и они сидели перед открытым пламенем, радуясь его жаркому теплу. Сегодня дверца была уже открыта, стулья придвинуты друг к другу, чтобы уютнее было секретничать, — но на одном из них сидел отец.
— Здравствуй, пап, — слегка неуверенно проговорила Молли, снимая пальто и вешая его на дверь. — Что ты здесь делаешь?
Отец поднял глаза и сердито посмотрел на нее.
— Что ж мне, и на кухне в собственном доме не посидеть? — пробурчал он и, вынув из кармана трубку, стал набивать ее табаком из бумажного свертка.
— Да я так, — поспешно ответила Молли. — Я… я… просто подумала — может, ты захворал, или еще что. Раз не работаешь.
— Захворал? — переспросил отец. — Нет, я не захворал. Твоя мать сказала, что ты придешь сегодня, а мне надо с тобой потолковать, вот и все.