Сестры из Сен-Круа
Шрифт:
Когда они обе благополучно вернулись в свое убежище, Сара протянула Молли письмо.
— Это пришло сегодня по почте, — сухо сказала она. — Тебе лучше прочитать самой.
— Но это же от твоего отца, — сказала Молли, узнав почерк сэра Джорджа. — Зачем мне…
— Читай, — сказала Сара, и что-то в ее тоне заставило Молли развернуть письмо и пробежать его глазами. Выражение ее лица изменилось, и она перечитала еще раз, теперь уже внимательнее. Затем снова сложила листок и вернула Саре.
— И? — сказала Сара.
—
— Почему ты не сказала им, что едешь во Францию? Почему не сказала мне, что они не знают?
— Это их не касается, — буркнула Молли и улеглась в кровать.
— Молли! Будь благоразумной. Они твои родители. Они беспокоятся о тебе.
— О моем жалованье они беспокоятся.
— О твоем жалованье?
— Они забирают у меня половину заработка. Ну, это еще пускай, но вот указывать мне, где и как зарабатывать — это уж дудки.
Сара какое-то время молчала: она не знала, что сказать, и лишь краешком сознания отметила, что старательно перенятая правильная речь Молли под влиянием гнева сменилась более привычным деревенским говором. Молли заговорила снова:
— Он хотел, чтобы я ушла от сквайра и пошла работать на оружейный завод в Белмуте. Ну, а я нипочем не согласна — тогда не пошла и сейчас не пойду.
— Но почему же ты не сказала ему, что едешь со мной?
— Если бы я сказала, то он сказал бы твоему отцу, что не давал мне разрешения, и твой отец меня бы не пустил. Вот почему! — яростно выпалила Молли и добавила еще яростнее: — И я к ним не вернусь, пусть что хотят говорят. Даже если сами за мной явятся — не поеду с ними никуда.
Сара задумчиво смотрела на нее.
— Знаешь, что он сделает? Я имею в виду моего отца. Он напишет матери-настоятельнице и попросит отослать тебя обратно.
— Пускай пишет. Я тогда сама с матерью-настоятельницей поговорю. Она не отправит меня домой.
Молли заявила это таким уверенным тоном, что Сара удивленно уставилась на нее.
— Откуда ты знаешь?
— Не отправит, и все, — только и сказала Молли.
— Так что же, по-твоему, я должна написать отцу? — спросила Сара. — Мне ведь нужно ответить на его письмо.
— Верни ему деньги. Поблагодари его за то, что помнит обо мне, и скажи, что я останусь там, где я нужнее. Скажи, что в монастыре меня обучают сестринскому делу и что я буду работать здесь, пока не кончится война.
Сара была потрясена.
— Не знаю, смогу ли я написать ему такое письмо, — призналась она. — Он будет в ярости.
— Тогда я сама напишу, — просто сказала Молли. И написала.
Вернуть деньги Сара ей не позволила.
— Они могут нам еще на что-нибудь пригодиться, — сказала она. — Я тоже напишу ему и объясню, что оставила деньги при себе на случай каких-нибудь чрезвычайных обстоятельств.
При всем своем нежелании быть кому-то обязанной, Молли не могла не признать, что резервный фонд может
Когда мать-настоятельница получила ожидаемое письмо от сэра Джорджа, за Молли немедленно послали. Ее вызвали прямо в кабинет матери-настоятельницы, и как только она закрыла за собой дверь, настоятельница сказала:
— Я получила письмо от Сариного отца. Он очень зол и требует, чтобы я немедленно отправила вас домой. — Она говорила на своем старательном английском, с сильным акцентом, но Молли легко ее понимала. Однако она ничего не ответила — просто стояла перед маленькой монахиней и пристально смотрела на нее.
— Что вы на это скажете, Молли? Вы не должны были сюда приезжать. Ваш отец не отпускал вас. Вам надо ехать домой.
— Я не поеду домой, матушка, — ответила на это Молли. — Если вы настаиваете, чтобы я ушла из монастыря, я, конечно, уйду. Но домой не поеду. Предложу свои услуги какому-нибудь другому французскому госпиталю. И тогда уже никто не будет знать, где я, и никто меня домой не отправит.
— Сестра Элоиза говорит, что из вас вышла хорошая сестра милосердия. По ее словам, у вас природный дар. Твердая рука и ясный ум. Она не захочет с вами расставаться. Так назовите же мне причину, почему я не должна отправлять вас домой.
Молли ожидала этого вопроса и заранее обдумала ответ, но теперь, под пронзительным взглядом голубых глаз матери-настоятельницы, сидящей за столом напротив, все приготовленные слова вылетели из головы. Она чувствовала, как горячий румянец расползается по шее и по щекам: совершенно невозможно было сказать этой почти незнакомой женщине, к тому же монахине, почему она не хочет возвращаться домой.
Видя ее смущение, мать-настоятельница указала на единственный, помимо ее собственного, стул в комнате и сказала:
— Сядьте, Молли.
Молли все так же молча присела на краешек стула, напряженно выпрямив спину и сложив руки на коленях: она пыталась подыскать нужные слова.
— Вы настроены очень решительно, — заметила мать-настоятельница, давая ей время собраться. — Я уверена, что у вас есть веские причины не ехать домой, но, пока вы не объясните их мне, я ничем не смогу вам помочь. — Она вдруг улыбнулась. — Какой-нибудь молодой человек? Я ведь тоже не всегда была монахиней, hein? Вы меня не шокируете.
Молли все молчала, и мать-настоятельница добавила:
— Так значит, дела сердечные, да?
— Нет, — отозвалась Молли почти шепотом.
— Тогда расскажите мне, в чем дело. Назовите причину.
Голос у нее был мягкий, но настойчивый, и Молли наконец выложила ей все. Мать-настоятельница внимательно выслушала ее, а когда она закончила говорить, только кивнула. Она сцепила пальцы в замок и посмотрела на Молли.
— Ясно, — сказала она. — И это все правда?
— Да. Вы мне не верите?