Сестры из Версаля. Любовницы короля

Кристи Салли

И тут же она переходит на беспечный тон и бочком подходит к королеве.

– Мадам, зачем мне рисовать самой, если я могу любоваться вашим великолепным творением? С моей стороны разумнее будет восхищаться вашей работой и учиться у такой талантливой художницы, как вы.

Королева едва заметно улыбается и устраивается у своего мольберта, стоящего перед маленьким розовым кустом. Теперь я верю, что королева может отличить неприкрытую лесть, как и то, что для нее слишком утомительно выражать несогласие комплиментам, которые ей отпускают. Я вижу, как на ее устах застыла усмешка. В последнее время королева в приподнятом настроении: она

недавно родила еще одну малютку-доченьку и пока наслаждается свободными нарядами после беременности.

Некоторые из нас взяли мольберты и холсты. Мне нравится рисовать; рисовать легче, чем читать. И какое чудо – запечатлевать красоту природы! Настоящие цветы увядают и умирают, а нарисованные живут вечно. Мое любимое занятие – смешивать цвета; в такой ясный день я ищу идеальный оттенок розового, нежный и едва уловимый, чтобы ухватить саму суть маленькой розочки, которую я выбрала себе в качестве объекта. Ах, если бы я могла заказать себе платье такого же цвета! Но я уже в этом году заказала себе два новых платья, а еще только май. Если я не буду экономить, мой супруг-скряга опять будет злиться на меня из-за денег. Я отмахиваюсь от этих неприятных мыслей и начинаю рисовать.

Принцесса де Монтобан одинаково ловко управляется с кистью и отпускает саркастические замечания. Я ее немного побаиваюсь; несколько месяцев после моего появления при дворе она щедро расточала мне комплименты по поводу того, как изящно я пью кофе. Немного погодя Жилетт отвела меня в сторонку и сказала, что я все делаю неправильно: никто и никогда… ни в коем случае не должен тремя пальцами прикасаться к чашке.

Вскоре искусное изображение ярко-розовой розы кисти Монтобан удостоилось всеобщих комплиментов, хотя, разумеется, все вокруг должны больше восхвалять куст, написанный королевой. За изгородью возникает группа джентльменов. С большинством я знакома, но только шапочно, как, впрочем, со всеми в Версале. Мужчины выразили восхищение работой королевы и прекрасной розой кисти Монтобан. Потом они обратили свое внимание на холст Жилетт. Последняя изобразила свою розу в очень странной манере, сосредоточившись только на распустившемся бутоне и изобразив его скорее овальным, нежели круглым.

– Посмотрим, посмотрим, какой необычный цветок вы нарисовали, мадам д’Антен! Чрезвычайно красивая! Как вы называете такую розу?

– Это «мохнатка», – заявляет один из мужчин.

– Нет, мне кажется, что это самая ароматная из всех роз, по-латыни это значит «cuntus mirabilus» – «облагороженное чудо»? – отвечает другой.

Я хихикаю помимо воли. Какая непристойная беседа!

– Я слышал, что у нее такие нежные лепестки, что их можно даже есть, хотя они имеют несколько пикантный вкус, чем-то похожий на рыбу, – продолжает первый говорящий.

– Ну что за ребячество! – шипит герцогиня де Буффлер, отворачиваясь всем своим дородным телом.

Они с тетушкой Мазарини загораживают королеву от этих пустых разговоров. Один из мужчин отделяется от группы и приближается к моему мольберту. Он очень красив, одет в изысканный сюртук кремового цвета, расшитый фиалками. Я хорошо знаю его жену, приятную женщину, которая всегда носит ленту на шее; поговаривают, будто некоторые мужчины даже лишались чувств, когда им доводилось видеть родимое пятно, которое она скрывает под этой лентой.

– Красота, – негромко произносит он, глядя на меня, а не на мое полотно.

Я заливаюсь румянцем.

– Что вы, сир! Я всего лишь

любитель.

– Может быть, с точки зрения техники – да, но цвет очень приятный. Какой совершенный оттенок розового. Но настоящее произведение искусства стоит прямо передо мной.

Он подходит ближе еще на шаг, я смотрю ему в глаза, и тут происходит невероятное: окружающий мир и все, что рядом со мной, меркнут – королева, придворные, кусты и цветы и мазня Жилетт. Даже солнце, трава и жаркий день неожиданно исчезают – остаемся только он и я, одни в целом мире.

Я думаю: «Вот это и есть любовь».

И только закат солнца развеивает чары и возвращает нас к действительности. Когда наконец этот мужчина отходит от меня, он низко кланяется и задерживается над моей рукой.

– Вы окажете мне честь и подарите свою великолепную розу, мадам?

Я краснею.

Он указывает на незаконченную картину.

– Ах да! Разумеется… только… она не закончена.

– Она уже само совершенство, – отвечает он и на прощанье смотрит мне в глаза.

Он уходит с остальными джентльменами, а я продолжаю смотреть ему вслед, пока компания не исчезает из виду. Подскакивает Жилетт и щиплет меня за руку.

– Ого, наша малышка Луиза завела воздыхателя! – слишком громко восклицает она.

– Что за чепуха! – отвечаю я. – Тише, он просто галантный кавалер.

– Просто галантный кавалер с самым красивым личиком после Юпитера! – вмешивается принцесса де Монтобан, тыкая в меня кистью, с которой капает светло-вишневая краска.

– Учитывая это отвратительное пятно на шее его жены, окрутить его будет пара пустяков, я уверена, – добавляет Жилетт. – Ох, моя малышка Луиза, ты уже начинаешь потихоньку осваиваться. Я горжусь тобой.

Я помимо воли начинаю хихикать, опьяненная случившимся. Вижу суетливо спешащую ко мне тетушку Мазарини и понимаю, что грядет нотация.

– Отнесите это в мои покои, – велю я слуге, указывая на картину, а потом мы с Жилетт ускоряем шаг и направляемся к террасе, всю дорогу заливаясь смехом.

* * *

Зовут его Филожен.

Пюизё – его фамилия, но я называю его по имени – Филожен. Какое имя! Я могу повторять его часами. Филожен! Филожен! Филожен! Как он красив! Ему тридцать. В самом расцвете сил. Наверное, он самый красивый мужчина, которого мне доводилось встречать. Осмелюсь ли я сказать, что он красивее самого короля? Будет ли это воспринято как измена? Но мне кажется, что это правда. У него огромные глаза, изящный нос и удивительно белые зубы, а прямо под ухом – большая родинка, которую я называю «мушкой». Он всегда изысканно одет, его любимый цвет – голубой, как у меня! Рядом с ним мой супруг кажется деревенским стряпчим.

Я искренне верю, что он само совершенство. Филожен, конечно же, не Луи-Александр.

Филожен, Филожен, Филожен…

В придачу к тому, что он самый красивый мужчина при дворе, он еще умен и очарователен. Его высоко ценят король и министры, по делам двора он не раз бывал за границей. Он даже жил одно время в Швеции, в холодной стране, населенной протестантами. И Филожен уверяет, что они не настолько ужасны, как кому-то представляется.

Сначала я сопротивляюсь и настаиваю на том, что хочу сохранить верность супругу, но мои приятельницы и слушать не хотят. Они уверяют меня, что Филожен – самый красивый мужчина при дворе и что он сгорает от любви ко мне, а потом вновь напоминают о моем муже и дочери кузнеца.