Сестры печали
Шрифт:
Мы бежим к Зверю, бежим, опережая ветер и крики, доносящиеся из супермаркета. Пулемет пока молчит, обитатели не разобрались в случившемся, но наши секунды стремительно тают, скоро, очень скоро мы услышим разгневанный бас мстительного оружия.
– Твою мать, Сол, что ты натворил?! Они бы нам ничего не сделали!
Люк напрасно тратит силы на глупые вопросы, ствол пулемета уже пришел в движение, он чертит дугу, выцеливая двух отчаянных беглецов. Пулеметчик ждет команды, он хочет вдавить гашетку и
Я не могу слышать, но я слышу – «огонь!» Ствол дергается и шлет нам вдогонку свинцовую смерть. Пулеметчик спешит, и смерть вгрызается в землю в десятках метрах от нас.
Огонь!
Firestarter, i`m a firestaster!
Зверь несет нас, поднимает хвост, чтобы прикрыть наши тела от жалящего металла. Пули рвут его плоть, мутант рыдает, он кричит от нестерпимой боли, но он несет нас, и он прикрывает нас.
– Что же ты наделал, что же ты наделал, что же…
Мантру за мантрой шепчет дрожащий, напуганный до смерти Люк. Я хочу сказать ему, что все хорошо, что я поступил по правде, но он не хочет слушать, он оглох от страха и отчаяния.
Когда пулемет, оставшись далеко позади, смолкает, остается только плач израненной Брони и мантры Люка.
Что же ты наделал…
Наш путь увенчан красным. Зверь истекает кровью, земля за нами окрашена алым… Мутант слабеет на глазах, но упрямо идет и идет вперед. Он знает: если остановится, то…
И мы знаем. Мы все знаем о неизбежном, и оттого становится только страшнее. Моя любимая Броня, я хотел бы попросить у тебя прощения, но не могу… Я еще не умею чувствовать вины и не умею просить…
– Ты монстр, ты чертов монстр, – Люк не смотрит на меня, с того самого момента не смотрит. – Нельзя убивать людей, нельзя убивать их просто так!
Я могу привести нужные доводы, могу рассказать ему о правде, но ему это не нужно, мантры навязали ему свою правду. Лживую и порочную. Он глуп, он живет иллюзиями, но мне не вылечить его.
Броня исполнила свой долг до конца. Обескровленная, лишенная сил, она рухнула замертво у следующего Узла силы. Дошла, довезла нас и испустила дух…
Все, что мы с Люком можем, – автоматной очередью в небо почтить ее память. Спи спокойно, героический мутант, этот нестерпимый грохот в твою честь! Жаль, что ему не пробудить тебя к жизни…
– Тебе жалко ее, Сол? Ты понимаешь, что натворил? – я хочу видеть лицо Люка, но оно скрыто противогазом. Кажется, ему сейчас очень больно.
Мне не жалко и не больно, мне пусто, очень и очень пусто. Я совсем пустой, это мертвенная пустота, и, возможно, я мертвее Зверя…
– Ты правда хочешь жить?
Люк хочет
– Молчишь? Надеюсь, совесть твоя более разговорчивая!
– Люк, ты осуждаешь убийство извращенцев или винишь меня в гибели Брони?
– Ты в самом деле не понимаешь?
– Не понимаю, – я совершенно искренен. – Пусть я многого не помню, но мои инстинкты подсказывают, что гнус, подобный увиденному нами, нужно выводить с корнем. Разве ты не согласен?
– Они больные люди, они уже сами себя наказали…
– Когда-то я читал о каре, настигшей Содом и Гоморру. Это была мудрая книга.
– В той же книге написано «не убий».
– «Огнем и мечом изведу скверну…»
– Для больного амнезией ты слишком хорош в цитировании…
Мне холодно, пронизывающий кусачий ветер гонит в поисках тепла. Пора заканчивать бесполезный спор.
– Я не хотел, чтобы Броня умерла… Но вытерпеть уродства не смог, это было выше моих сил.
– Идем, – Люк опирается на мое плечо, у него что-то с ногой, каждый шаг дается ему с неимоверным трудом.
– Когда улепетывали, повредил сустав, – то ли оправдывается, то ли поясняет он. – Не обращай внимания, заживет как-нибудь… Смотри туда.
Люк указывает на храм, когда-то красивый, а сейчас заброшенный, погрузившийся в серость и пыль запустения.
– Никитская церковь, последний Узел силы перед Целью.
Мы пробираемся сквозь метровые сугробы. Каждый пройденный метр, отвоеванный у неуступчивого, коварного снега, лишает веры… Церковь близка, видна во всех деталях, можно рассмотреть каждый сколотый кирпич, отваливающиеся тут и там куски штукатурки, подтеки на стенах, потускневшую позолоту на куполах, но… Пятьдесят метров, нужно пройти пятьдесят метров, донести на себе Люка и пару набитых до отказа рюкзаков. Нужно донести себя самого…
– Мастер Вит рассказывал тебе о ней?
– Да, Сол. Если хочешь, давай остановимся, немного передохнем.
Мотаю головой. Если остановимся, то уже не поднимемся.
– Расскажи мне о церкви, кто ждет нас в этот раз?
– Там никого, никто не может пробыть в ней больше одной ночи.
– Привидения?
– Хуже. Собственная совесть. Под сенью церкви ее голос становится громким и отчетливым, и его ничем не заглушишь.
– Я не боюсь совести. Ей не в чем меня упрекнуть.