Сестры Шанель
Шрифт:
– Слышал бы нас кто-нибудь! Мы говорим так, словно думаем, что можем вывести из бизнеса Дом Льюиса и всех остальных великих парижских модисток. Ты права. Я очень сильно нуждаюсь в помощи. Пойдем поедим чего-нибудь. Я умираю с голоду. Потом, когда стемнеет, проедемся по Парижу на такси, чтобы ты увидела, как ночью подсвечены памятники. О, Нинетт, я так рада, что ты здесь! Завтра утром приступим к работе.
СОРОК
– А кто твои клиенты? – спросила я Габриэль пару дней спустя, когда мы расставляли товар в гостиной Этьена, передвигая тонкие палисандровые
– Им не нужна вывеска, – ответила Габриэль, разглядывая коричневую фетровую шляпу с широкой муаровой лентой. – Некоторые из клиентов – бывшие подруги Этьена из la haute. Они бывали здесь и раньше, если ты понимаешь, что я имею в виду.
Ее взгляд не оставлял сомнений в том, что она имела в виду. Интриги. Любовные связи. Вот для чего нужна «берлога».
– Некоторые из прежних привязанностей Боя тоже приходят, – усмехнулась Габриэль. – Полагаю, им хочется своими глазами увидеть маленькую деревенщину, которую Этьен ублажал, а Бой у него увел; то ничтожество из ниоткуда, сшившее шляпу, которую Эмильенна д’Алансон надевала на скачки в Лоншане. Я уверена, что они надеются увидеть меня в деревянных башмаках.
Она поменяла местами коричневую фетровую шляпу и темно-синий клош, прикидывая, насколько это усиливает впечатление.
– Но теперь, когда ты здесь, – продолжала она, – я буду оставаться в тени. Я не доставлю им удовольствия пялиться на меня. Кроме того, Эдриенн утверждает, что ты умеешь обращаться с клиентами.
В этот момент прозвенел звонок, напугав нас обеих. Габриэль поспешила на кухню, оставив меня наедине с моими первыми парижскими клиентами. Слегка нервничая, я расправила юбку, оглядела в зеркале прическу. Разве я похожа на деревенщину, на провинциалку?
«Ты отлично знаешь, что делать», – напомнила я себе, открывая дверь двум очень изысканным дамам из la haute. Я выпрямилась, как только могла, поприветствовала их и пригласила войти. Мои глаза скользили по их дорогим нарядам и шляпам, их замшевым перчаткам, их отороченным мехом пальто.
В гостиной они рассеянно смотрели по сторонам. Это казалось странным, пока наконец та, что повыше, не выпалила:
– Вы Коко?
Они уставились на меня, как на зверька в зоопарке. Уродец в балагане. Любопытное зрелище.
– Я ее сестра, – спокойно сказала я и тут же заметила разочарование, промелькнувшее на их красивых лицах. – Коко сейчас нет дома. Но я могу вам помочь. Какую шляпу вы ищете? Может быть, клош? Или с широкими полями?
Они казались взволнованными, словно забыли, где находятся и зачем пришли. Я изобразила улыбку, чувствуя, что защищаю сестру от этих вуайеристок.
– Вы ведь за шляпой пришли, не так ли? – произнесла я самым елейным голосом, но с утвердительной интонацией, четко выговаривая каждый слог.
Из кухни послышалось тихое, едва различимое фырканье.
Габриэль подслушивала через дверь.
Шляпы
Может быть, именно простота делала их дерзкими? Возможно, считалось вызовом надеть головной убор, который сшила содержанка Этьена Бальсана, а ныне любовница лихого английского игрока в поло Боя Кейпела?
Может быть, и то и другое.
Габриэль выходила из своего тайного убежища, когда ее приезжали навещать друзья из Руайо, актрисы и представители полусвета. Она неторопливо направлялась в гостиную, где следовали объятия, приветствия, смех, оживленный обмен сплетнями. Атмосфера в «берлоге» кардинально менялась, и Габриэль без тени смущения давала советы.
Однажды, обращаясь к Габриэль Дорзиа, она посетовала:
– В этой шляпе тебя невозможно разглядеть!
– Но почему? – искренне смутилась та. – Она огромная!
– Вот именно! Смотрится, как Триумфальная арка прямо у тебя на голове. Просто ужасно. О, дорогая, пожалуйста, сними это. Ты слишком красива, слишком восхитительна для нее. Ты ведь хочешь, чтобы тебя заметили? Для этого нужно измениться. Ты должна выделяться, а не исчезать под огромной кучей пуха.
Я потянулась за широкополой темно-синей шляпой. Для отделки Габриэль использовала белое страусиное перо длиной почти восемнадцать дюймов, которое из-за размера называла «Амазонка».
– Вот, примерь эту. – Сестра передала головной убор актрисе. – Цвет, форма – идеально тебе подойдет. Здесь всего достаточно и ничего лишнего.
Я показала ей, как именно следует надевать ее, куда вставлять булавки, поправила прическу, высвободив несколько стратегически важных локонов. Отступив назад, Дорзиа с довольным видом изучала себя в зеркале, вертя головой так и эдак.
– Это великолепно! – воскликнула она.
– Будто сшита специально для вас, – согласилась я.
Сестра кивнула:
– Потрясающе.
– Я в восторге! – произнесла Габриэль Дорзиа, но затем ее улыбка превратилась в печальную гримасу. – Но не уверена, что могу ее себе позволить. За роль, которую я сейчас играю в пьесе, нам не заплатят, пока идут спектакли, то есть еще несколько недель. А деньги на еду и прочее я умею зарабатывать только так.
Конечно. И она, должно быть, уже немало потратила на «Триумфальную арку». Это было забавно. Когда-то я сама надела бы такой головной убор. Но, постепенно привыкая к сдержанному стилю Габриэль, поняла, что излишества могут подавлять истинную красоту. И, возможно, Габриэль ненавидела их не потому, что не могла получить, а потому, что это действительно было вульгарно. Много не значило хорошо. Наличие денег не равнялось наличию вкуса. Хотя дамы из высшего общества думали именно так. И было приятно сознавать, что нам известно нечто им недоступное. Я даже позволила Габриэль одеть меня. К свитерам из шкафа Этьена, разрезанным посередине, она пришила ленточки и пуговицы, а вокруг талии мы обернули кожаные ремни. Корсетов мы не носили, поскольку нам нечего было утягивать и приподнимать.