Сестры
Шрифт:
— Да, трудно тебе будет ее найти… — начала было она, но посмотрела на Женино расстроенное лицо и торопливо заговорила: — Ничего, девочка, найдется твоя сестра. Обязательно найдется! — И стала припоминать случаи, когда родители находили сына или дочку, оказавшихся на оккупированной фашистами земле.
— Валя, посоветуй, что же ей делать? — горячо сказала курчавая девушка.
— Что?.. Да что ж тут посоветуешь…
Они зашептались. А потом Валя объяснила, что надо сходить в управление, которое разыскивает детей. Это тут рядом, на Фуркасовском. Только пусть кто-нибудь из взрослых пойдет. А написать в
— Напиши, что ты из детского дома, и тебе ответят. Непременно ответят. И никаких карточек не нужно. Пошли простые письма. А на свои двенадцать рублей купи конфет.
Женя расправила измятые трехрублевки и сунула их в окошко:
— Нет, дайте карточки!
Курчавая девушка улыбнулась:
— Настойчивая какая, прямо беда!
Она отсчитала пятнадцать карточек. Открыла стол и вынула листы только что полученных красно-коричневых марок.
— Одну наклеишь сюда, где запрос, — стала она объяснять, — а вторую…
— Понятно! — подхватила Женя. — Вторую сюда, где ответ.
Девушка завернула карточки в большой лист жесткой серой бумаги, сунула туда четыре трехрублевки и, протягивая Жене, сказала:
— Ты к нам заглядывай!
Женя взяла пакет и ушла.
Управление тут рядом, в двух шагах. А что, если сейчас зайти и все узнать? А потом на Чистые пруды.
И Женя перебежала улицу.
В большой приемной управления было множество окошек, как на почтамте. Только они были пробиты не в перегородках, а в настоящей стене. В застекленных будках какие-то люди звонили по телефону. Седой важный полковник, сидя на диване, чего-то ожидал.
Возле двери стоял усатый милиционер.
— Мне нужно где детей разыскивают… — сбивчиво сказала Женя. И вдруг ей стало страшно: что, если эта Валя из справочного бюро ошиблась и управлению, вовсе не до ее Зины?
— А ты кого ищешь? — спросил милиционер. — Ты приходи с кем-нибудь постарше.
— Я… я ищу сестру, — робко ответила Женя.
— Вот и отлично! Пускай придет мать или еще кто-нибудь. Мы обязательно найдем твою сестру! — добродушно проговорил милиционер и откозырял Жене, точно взрослой, солидной посетительнице.
Глава шестнадцатая. Чистые пруды
Дом двенадцать «а» не так-то просто было найти. Номер висел на желтой каменной арке с железными створками, похожими на решетку.
За воротами оказался целый город. Тут были здания в пять и шесть этажей. А некоторые дома состояли как бы из трех домов, образуя гигантскую подкову. И все они были двенадцать «а»!
После долгих поисков Женя разыскала квартиру доктора Анны Ивановны Токаревой. На Женин звонок вышла толстая, добродушная старушка. Она впустила Женю в темную, заставленную сундуками и шкафами переднюю:
— Что ты, девочка, Анны Ивановны нету! Она еще год назад на фронт уехала. А теперь со своей частью за границей. У тебя что, к ней дело есть?
Женя стояла в раздумье, не зная, как быть.
— Мне бы ей одну вещь передать…
— Эту, что ли? — Старушка протянула руку к пакету с карточками.
— Нет, что вы!
Женя не знала, показывать ли этой старушке то, что надо самой Анне Ивановне отдать. Но старушка настаивала.
— Да ты скажи, какую вещь-то? Может,
Женя достала из кармана коробочку, вынула оттуда поблескивавшую золотом звезду и протянула старушке:
— Это от ее сына, младшего лейтенанта Токарева. Вот. Он просил передать…
Старушка охнула, руки ее затряслись:
— Голубчик мой… внучек… Мишенька…
И вдруг она тяжело рухнула на сундук. Слезы потекли по ее полному лицу, губы дрожали.
— Мишенька, Мишенька… — всхлипывая, повторяла она.
— Бабуся, не надо… что вы…
От волнения Женя сама не слышала своих слов. Да разве она думала, что так выйдет! Ей и в голову не пришло, кто эта старушка. Дядя Миша говорил, что бабушка его живет отдельно, где-то при заводе. Только Женя, конечно, должна была сама догадаться. А то вон что получилось…
— Бабуся, не убивайтесь… не надо так! — с отчаянием проговорила она, наклоняясь к старушке. — Это я все наделала! Я уйду… я сейчас уйду… Вы только простите…
Старушка тяжело вздохнула, вытерла краем серого фартука красное от слез, распухшее лицо.
— Что ты, что ты, девочка! Никуда я тебя не пущу!
И, бережно держа в руках орден, она провела Женю в светлую квадратную комнату.
Прямо против Жени, в простенке между окнами, стоял высокий, накрытый вышитой дорожкой комод. На нем в рамке красного дерева смеялся озорной, растрепанный мальчишка, повязанный пионерским галстуком. А вот он уже комсомолец. Серьезные глаза, брови прямые, густые. Таким его и Женя знала. В углу карточки твердый почерк:
Михаил Токарев
в день окончания школы
17 июня 1940 года
Старушка положила орден на комод.
— Мишенька… Мишенька… — шептала она, глядя на карточку.
Возле большого круглого зеркала, точно все еще ожидая своего хозяина, лежала стопка новых учебников. «Основы станкостроения», — прочитала Женя и вспомнила, что дядя Миша был студентом и собирался стать инженером, строить станки на заводе «Красный пролетарий». Над комодом висела карточка — могучий танк «КВ» и возле него танкист с серьезными, строгими глазами и прямыми, решительными бровями. «Мишин папа, — догадалась Женя. — Это вместе с ним дядя Миша, как только началась война, пошел в ополчение…»
Старушка вытерла слезы фартуком и спохватилась:
— Девочка, да ты что стоишь, ты садись!
Она обняла Женю, подвела ее к широкому низкому дивану, усадила.
— А Мишу моего ты откуда знаешь? Неужто встречались?
— А я его в лесу встретила. Там много дивизий стояло. И наша редакция тоже. Это за Минском было… — начала Женя каким-то чужим, хриплым голосом.
Но заплаканные глаза старушки смотрели так ласково, что Женя скоро оправилась. И она старалась все припомнить про дядю Мишу: как он, этот незнакомый младший лейтенант, кинул охапку тонких березовых веток в ее костер, который никак не разгорался, и как ловко таганок сложил и укрыл от дождя. А потом они вместе варили в котелках немудреный фронтовой суп. Лейтенант вынул из своего вещевого мешка серебряную ложку с надписью «Мишка» и сказал: «Это мне мама подарила, когда я еще маленьким был».