Сестры
Шрифт:
— Теперь все в порядке, — сказала Женя поднимаясь. — Прямо как настоящий костер!
В зале вдруг послышался шум, девочки закричали:
— Маринка! Маринка!
Осторожно, чтобы зрители не увидели, Женя чуть раздвинула тяжелые половинки занавеса и прильнула глазом к щелке.
Маринка вошла в зал за руку с мамой и капитаном того самого парохода «Москва», на котором девочки плавали по каналу. Позади шла незнакомая женщина в кителе с погонами. Женя хотела было побежать к гостям, но руки у нее были в клею, в краске. Нет, в таком
Маринку окружили девочки. Больше всех волновались младшие.
— Маринка, ты ведь потерялась! Где же ты была?
Расталкивая всех, Нина пробралась к Маринке, крепко ее обняла. Вдруг убежала и опять примчалась. В руках она держала книжку в нарядном переплете. Карманы ее нового розового платья оттопыривались.
— Вот, бери. — Она совала Маринке книжку, большое желтое яблоко, конфету с жирафом на обертке — свои сегодняшние подарки. Нина тревожилась о Маринке и теперь очень ей обрадовалась. — Да бери же, Маринка, бери!
Когда в зал прибежала Женя, самые главные гости были уже в кабинете директора.
— Иди скорей! Тебя Мария Михайловна звала. У нее Журавлева!
Девочки как-то многозначительно смотрели на Женю. И вдруг сердце у нее заколотилось.
Нет, никогда еще с таким волнением не входила она в кабинет директора.
Там рядом с Марией Михайловной и женщиной-подполковником стояла Маринка.
— Маринка, куда же ты пропала, глупенькая? — подбежала к ней Женя.
Маринка как-то странно посмотрела на нее.
Женя терялась в догадках: почему здесь Журавлева? Почему она держит Маринку за руку?
А Журавлева, обнимая одной рукой Маринку, другой привлекла к себе Женю:
— Ну что, сестрички, встретились наконец?
Женя растерянно посмотрела на нее.
— Почему «сестрички»? — тихо, с усилием спросила она. — Откуда сестрички? Ведь я знаю, моя сестра погибла… Вы же сами писали…
— К счастью, мы с тобой ошиблись! — Анна Игнатьевна легонько подтолкнула Маринку к Жене: — Вот она, твоя родная сестра Зина… Что же вы стоите? Обнимитесь!
Но Женя не могла и пальцем шевельнуть. В голове стучала одна мысль: «Не может этого быть!»
Ей сразу представилась комната в Минске, где она жила с мамой, папой и Зиной, уголок у окна, где стояла голубая кроватка с белой сеткой. Ей представилось, как Зина, босая, в длинной ночной рубашке, держится пухлой ручонкой за сетку, прыгает и приговаривает: «Зеня, Зина! Зеня, Зина!»
Как во сне, она медленно шагнула к Маринке, осторожно сняла с нее очки, заглянула в глаза. И вдруг с криком: «Зина!» обхватила ее, прижала к себе, стала целовать.
А в зале стоял шум. О том, что Маринка вовсе не Маринка, а Женина сестра Зина, знали уже все. Это Витя, отчаявшись найти Женю, не вытерпел и «по секрету» рассказал девочкам.
Кто-то кричал «ура», кто-то хлопал в ладоши, кто-то приплясывал, кто-то скакал на одной ножке. Толстощекий дирижер взмахнул рукой, и
Тяжелый занавес вдруг раздвинулся, и со сцены прямо в зал прыгнула смуглая узбечка с длинными косами — Майя, за ней краснощекая украинка в венке, с лентами и бусами — Лида, стройный джигит с кинжалом за поясом — Аля, белорусские и таджикские девушки, грузинки в белом наряде. А за ними выскочила худенькая белокурая женщина в темном платье.
— Девочки, да куда же вы! Вернитесь! — Она в отчаянии протягивала к ним руки. — Так нельзя! Не полагается!
Это была балерина, руководившая кружком танцев. За всю свою жизнь она еще не видывала, чтобы артисты перед самым концертом, в костюмах и гриме, прыгали со сцены прямо в зал.
Но девочки никого не слушали: как усидишь за кулисами, когда уже весь дом знает, что нашлась Женина сестра!
Худенькая женщина наконец поняла, что случилось. Она часто заморгала светлыми ресницами, засмеялась и опять заморгала:
— Такое счастье, подумайте… такое счастье…
И все заплясали прямо в зале. Оркестр играл без передышки то русскую, то лявониху, то гопак. Все танцевали вместе — и русские, и литовские, и казахские девушки, грузинки и украинки. А вот в кругу вихрем носится юный джигит. Он то притопнет ногой, то взмахнет кинжалом, то задорно крикнет: «Асса!».
Весь зал оглушительно хлопает в ладоши: «Асса!.. Асса!.. Асса!..»
Витя подбегал то к Шуре, то к Лиде и повторял:
— Видишь, как здорово получилось!.. А что я говорил? Что она не узнает! Так и есть!
Кругом продолжали веселиться. И только в живом уголке на маленькой табуретке одиноко сидела Нина. Наверху слышался топот ног, музыка не умолкала, всем было радостно. А Нина стояла над засыпавшей черепахой и силилась не заплакать. Но редкие, непослушные слезы все-таки капали из ее глаз на твердый тисненый панцырь черепахи, которая высовывала голову, точно недоумевая, о чем Нина плачет.
Глава двадцатая. «Вы — моя семья»
Женя держала сестру у себя на коленях и никуда не отпускала, словно боясь, что она опять куда-нибудь исчезнет.
— Знаешь, как я тебя в лесу несла? Вот так! — И Женя стиснула и крепко прижала ее к себе. — Я все спотыкалась. Снег глубокий, а платье у меня до пят…
— А я помню. Только я думала, будто это все во сне. И будто ты совсем большая! Будто ты вовсе не ты, а тетенька!
Женя тихонько засмеялась:
— А ребята меня так и называли: «тетенька». Я тогда все в мамином платье ходила.
Из зала доносились звуки задорного, быстрого «Московского вальса».
— Женечка, ты ведь теперь будешь жить с нами, правда? — спросила Надежда Антоновна. — Ты же любишь Маринку? — И вдруг она улыбнулась своим мыслям. — А мы-то думали, что Маринкина сестра совсем другая девочка — маленькая, черненькая… Маринка все о ней вспоминала.