Сестры
Шрифт:
— Куда это, интересно, я пойду с такой рожей! — отчаянно прокричала Катя и, ткнувшись носом в простыню, зарыдала.
Навзрыд, всхлипывая совсем по-детски. Как не плакала уже очень давно. Со слезами словно вытекла вся злость, вся энергия. Когда Артем вошел в спальню, Катя с опухшим лицом лежала без движения, опустошенная и измученная.
Он молча обнял ее, беспрерывно шепча: «Прости меня, пожалуйста», и баюкая, как ребенка. Она по-прежнему не говорила ни слова, но молчание уже не было враждебным. Артем, почувствовав это, достал сразу несколько небольших свертков.
— Смотри, что я тебе принес, — говорил он, шелестя бумагой. — Это тебе темные
Он ссыпал подарки около нее небольшой горкой. Катя апатично смотрела на желанные когда-то вещи и равнодушно удивлялась, куда же девалась радость от новых цацек. Ей было все равно: сапфиры, бриллианты, изумруды. Браслетом больше, браслетом меньше — какая разница!
Артем взял ее безжизненную руку и надел браслет на тонкую кисть. Полюбовался.
— Смотри, как красиво, — сказал он Кате, пытаясь навязать ей свой восторг. — Давай, детка, собирайся. Сходи в ванную, умойся как следует. Поедем проветримся.
Он похлопал ее по плечу и, все еще не решаясь поцеловать, вышел из комнаты. Катя сомнамбулически встала, прошла в ванную, долго плескала себе в лицо холодной водой. Когда вернулась в спальню, на покрывале был разложен терракотовый, ее любимый, костюм. Она все так же автоматически, двигаясь как заведенная кукла, оделась, накрасилась, нацепила на нос темные очки, словно издалека отметила, что выглядит совсем неплохо, и вышла в холл.
Артем при ее появлении вскочил:
— Машина уже ждет. Пойдем.
Он повез ее в дорогой полузакрытый ресторан, который последние несколько лет упорно создавал себе репутацию элитарного московского клуба.
Это было странное место. Сначала посетители оказывались в жутковатом заброшенном подъезде. Стекла в нем были до черноты покрыты сажей и копотью, обычной для центра Москвы; по углам темно громоздились непонятного предназначения металлические конструкции; все время казалось, что по углам шуршат мыши или, того хуже, крысы. Катя долго не могла понять, почему никто никогда не убирает этот страшный подъезд, пока однажды воображение не нарисовало ей занятную гангстерскую картину: выскочившие из ресторана охранники, в том числе и люди Артема, опрокидывают железяку, напоминающую остов трансформаторной будки, и из-за нее отчаянно отстреливаются от неизвестного противника. Ее и смешило, и приятно грело сознание того, что и она принадлежит к этому избранному кругу. Из подъезда вниз вели ступеньки, и нищета старого дома оставалась за массивной дверью, которую услужливо придерживал швейцар.
Еще совсем недавно Катя очень любила бывать здесь. Все ей казалось шикарным, начиная с предбанника, в котором тихо кормились телохранители завсегдатаев. Но сегодня было иначе. Сегодня она видела словно сквозь внешнюю оболочку. Если раньше просто забавляло показное барство, демонстрация богатства, власти, возможности купить практически все — от любви до собачьей преданности, — то теперь это ей претило. Мысль, что и она куплена за деньги, что представляет собой всего лишь дорогую вещь, которую и берегут соответственно цене, что ничем не лучше присутствующих здесь, окунала Катю в черный грязный омут.
Они привычно сели за свой столик, Артем сделал заказ. Осмотрелись. Рядом гуляли чины из городского правительства. Чуть дальше явно телевизионная компания праздновала свадьбу. Катя знала нескольких человек и издалека кивнула им с кислой миной.
Появилась закуска. Артем, любитель традиций, заказал «селедочку», «грибочки», «картошечку»,
Почему никогда раньше я не замечала этой странной вежливости, больше напоминающей хамство? Даже нравилось — этакие особенности местного этикета! А ведь если бы кто-нибудь заговорил со мной таким тоном вне стен этого заведения, я бы врезала ему по роже, не задумываясь!
У свадебного стола приглашенные цыгане заладили «Семь сорок», кто-то истошно закричал «горько!». Катя невольно скривилась, отвернулась, наткнулась на вопросительный взгляд Артема, выдала ему постную улыбочку.
Выглядела она послушной, присмиревшей, и Артем довольно полагал, что недоразумение ушло в прошлое. Начал рассказывать ей о последней поездке в Нью-Йорк: как их встречали, чем угощали в ресторане на Брайтоне, напоминавшем кабак на Казанском вокзале, как водили в местные бани с гейшами, на поверку оказавшимися банальными казашками. Катя слушала с рассеянной улыбкой, и Артем, обрадованный ее обманчивым одобрением, стал хвастать тем, что на целый день купил своего школьного друга, проживающего теперь в Америке, и тот за двойную плату возил его по Нью-Йорку на лимузине и, как самый настоящий лакей, открывал и закрывал за ним дверцу машины.
— Под козырек не брал? — ядовито осведомилась Катя, но муж, увлеченный приятными воспоминаниями, сарказма не заметил.
— Нет, — покачал он головой. — Об этом не подумал. Жаль.
— Тебе как будто доставляет удовольствие унижать людей, — она задумчиво теребила салфетку.
Он пожал плечами.
— Просто, знаешь, — он замялся, — приятно было, что я могу именно его, своего школьного друга, на целый день…
— Причем только тех, — она словно не слышала его слов, — которые не могут тебе ответить.
Катя с интересом посмотрела на Артема. У них, у этих сильных мира сего, вдобавок ко всему, еще и масса комплексов. Да они несчастные люди! Постоянно вынуждены доказывать, что они самые крутые…
— Ты не знаешь, через что я прошел, — сказал муж с мрачной гордостью. — Как ползал на карачках, как дерьмо хавал, как трудно поднимался и как меня снова сталкивали вниз. Но я все равно встал на ноги. Я сам сделал себя тем, кто я теперь есть. И я никогда не сдавался. Никогда! — Он ткнул пальцем в ее сторону. — Даже когда жрать было нечего и дружки поджидали на улице, чтобы поучить меня жизни. Зато сейчас у меня есть все, — он откинулся на спинку стула с самодовольной миной. — Но день, когда я заработал свои первые сто баксов, буду помнить всегда, — он сделал многозначительную паузу и затем отчетливо произнес: — Семнадцатое апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. Так-то.
Катя рассеянно улыбнулась, кивнула. Выпила вина. Она производила впечатление человека, утомленного проведенным днем. Лениво переставляла руки, с томной грациозностью резала мясо и маленькими кусочками отправляла его в рот, задумчиво жевала, немного наклонив голову вправо. Ничто не говорило о том, что она не только внимательно слушает своего супруга, но и запоминает каждое его слово.
Пришла очередь кофе и десерт. Катя поковыряла ложкой мороженое. Артем крикнул официанту, чтобы тот принес коньяк. Когда перед ними появились пузатые рюмки с янтарной жидкостью, снова серьезно заговорил.