Сетевые публикации
Шрифт:
Такое прочтение и предложил либеральный философ Карл Поппер, упростивший историю человечества до оппозиции «открытое общество и его враги». Во враги «открытого общества» Поппер внес Платона, Гегеля, Маркса — короче говоря, всех доктринеров. Когда американские президенты составляют проскрипционные списки неблагонадежных стран, это всегда напоминает список неблагонадежных философов, который составил Поппер. Стараниями Поппера возникла универсальная отмычка истории, дихотомия «свободный индивид — тоталитарное государство», Удобство дихотомии заключалось в том, что политические оппоненты истории XX века (коммунизм и фашизм) оказались уравненными по шкале подавления личности, и конфликт истории был разрешен мгновенно.
Равным образом обрело смысл высказывание поэта Рубинштейна «азиатско-византийский фашизм Сталина», каковое высказывание с точки зрения истории является полной абракадаброй (поскольку фашизм пришел из Европы, в Византии фашизма не было, Сталин являлся социалистом). Все то, что насилует либеральную идею, является фашизмом — это очень общо, зато понятно.
Сегодня принято потешаться над новой хронологией Фоменко. Фоменко объединил фигуры разных исторических деятелей в одного человека, тем самым ликвидировав исторический процесс. Было бы справедливым указать, что Карл Поппер сделал с историей мысли то же самое. На главный вопрос минувшего века «что предпочесть для принципа организации общества — права привилегированного меньшинства или права большинства?» — ответ прозвучал так: предпочесть следует права состоявшейся свободной личности. Простите, а с булочниками и электриками что делать станем?
Между тем, общественный конфликт исчезать не желал, из минувшего века перекочевал в век нынешний, оставшись нерешенным.
То, что определяет разницу между коммунизмом и фашизмом, формулируется достаточно просто. Коммунизм декларировал легитимное равенство (как заметил Черчилль, технически равенство было достижимо в нищете). Фашизм провозгласил легитимное неравенство — то есть, хорошее существование избранных за счет уничтожения неполноценных.
Демократия — питательная среда, дающая возможность обоим принципам проявится. Любая крайность чревата насилием. Именно на это указывают последователи Арендт, сравнивающие сталинские и гитлеровские лагеря. Не все ли равно жертве? — в этом есть горькая правда.
Лагеря уничтожения (то есть, серийного удушения людей низшей расы) сталинизмом созданы не были — в России убивали иначе: чудовищными условиями и рабским трудом, расстрелами и пытками, голодомор унес неимоверное количество жизней. Сегодня принято ставить знак равенства между сталинизмом и нацизмом, хотя последней черты, то есть, планомерного истребления детей, удушения младенцев на конвейере, — в сталинских лагерях не перешли. Сталинские лагеря истирали людей до однородной массы равных, гитлеровские лагеря — проводили прополку человечества, удаляли сорняки, поскольку еврея перевоспитать невозможно. И то, и другое — кромешное зло. Но это разное зло, и надо знать — чем зло рознится. Зло вообще многолико. От холеры умирают так — а от чумы умирают иначе, а от рака — еще по-третьему. Если врач считает, что всякая болезнь — суть проявление нездоровья, он в целом прав, но лечить он не может.
Сегодняшний мир сознательно вытоптал принцип директивного равенства — и если думать, что коммунизм и фашизм это одно и то же, то бояться фашизма больше не надо. Но это не одно и то же. Здесь мировой Фоменко ошибся.
Закономерное превращение демократии в олигархию, обособление
Именно фашизм следует за крупными экономическими кризисами, поскольку фашизм закрепляет уничтожение среднего класса легитимным неравенством (по признаку расы или креативности), именно фашизм подменяет классовую солидарность и общее дело (чреватое равенством) корпоративным сознанием. И это именно фашизм гарантирует законные права власти меньшинства над большинством.
Мир качнулся влево — но право и лево уже перепутаны, коммунизм объявлен фашизмом, откуда левой теории взяться? В это время мещанин заявляет о своих уникальных правах на свободу — он креативная личность, интересуется интерьерами, он любит авангард. Кстати, Риббентроп начинал продавцом шампанского, то есть, начинал с обустройства своего уютного мезонина — затем приложил опыт к общему дому.
Нет человека, который был бы как утес, сказали Джон Донн и Хемингуэй. А креативный класс ответил: мы не на утесе, мы в мезонине.
По миру катится фашистский мятеж, и часто тот, кто произносит фашистский лозунг, мнит себя антифашистом.
Поппера беспокоило качество жизни свободных индивидов, проблема достатка электроэнергии, либерал призывал бороться с демографическим взрывом и ограничить рождаемость в Европе, дабы дети рождались только желанные, а остальные — не рождались.
Я впрочем, не думаю, что Поппер — фашист, он просто тщеславный дурень.
Что делать (20.05.2012)
Это важно.
Недавно ситуация казалась безнадежной. Сейчас все изменилось.
Когда проблема сложная и делается еще трудней, то однажды набирается столько компонентов, что их необходимо рассортировать. Расставляешь детали по порядку — видишь: все просто.
Перелом во Второй мировой войне наступил в декабре 1941 года, когда Гитлер дошел до Москвы, в Африке англичан разгромили, японцы разбомбили Пирл Харбор, и тут еще Гитлер объявил войну Америке. В этот момент — в момент предельного торжества нацизма, когда фюрер сказал: «фактически мы уже выиграли войну» — в этот момент случился решительный поворот. Вместо нескольких войн, дипломатических маневров и лживых обязательств — образовалась мировая война, все соединилось в единый внятный сюжет: вот мы — и вот они.
Перелом в безнадежной новейшей Российской истории наступил сейчас.
Задача перед страной простая: необходимо победить олигархию.
Не отдельный клан Путина, но олигархическую систему власти, которая порождает путиных, березовских, усмановых, прохоровых, ходорковских, абрамовичей, гусинских, и тп.
Ниже — элементарные социальные истины.
Чтобы победить олигархию, общество должно быть структурировано, причем стратификация общества должна не совпадать с той стратификацией, что навязана олигархическими кланами. Границы страт должны идти поперек границ корпораций и вопреки корпоративным интересам.
Постсоветская трагедия состояла в том, что общество утратило иерархию, в одночасье сделалось аморфным. Социум конструировали заново, поделив на сектора добычи, а семьи, народы, нации, убеждения и профессии — заменили безразмерным понятием: средний класс. Отныне редкий человек мечтал стать космонавтом, хирургом или учителем. Но все хотели стать представителями среднего класса. Обществу внушили, что средний класс — это гарантия прогресса и демократии, а наличие прав среднего класса — это венец общественного развития. Как мы гордились, создавая безыдейный средний класс, измеряемый размерами потребительской корзины, наличием права на голос и знанием курортов. Заговорили все разом и сказали: дай!