Сети Поднебесья
Шрифт:
Девушка, не раздумывая, перевесилась из окна воображаемого лазарета, чуть не упав, как ей помнилось, прямо на пушистые листики клевера…
И… И едва не полетела вниз с доброй тысячи лиг. Спасло чудо, самое настоящее — что-то поймало девушку в последний момент за ноги. Солео не смогла даже закричать, от ужаса она и вдоха сделать не могла!
Перед глазами разверзлось небо.
Небо. Бесконечное, с клубящимися далеко внизу облаками… Абсолютная синева, обжигающее солнце и… ветер.
Ветер буквально
Ледяные порывы заставили легкие сжаться в болезненном спазме, солнце слепило до рези, и холодный Абсолют синевы едва не выпал толстым слоем инея на коже.
Через секунду кошмар закончился. Солео оказалась на полу комнаты. Она продолжала задыхаться, спазм, сведший легкие еще за окном, не отпускал. Слезы застилали глаза, а обожжённую ветром и солнцем кожу не могло бы согреть и самое теплое одеяло.
Эль`Ниил. Озерный Дворец. Сны дракона.
Нора устало потянулась, осторожно, чтобы не разбудить спящую Оли, крепко обнявшую свою светлокосую возлюбленную. Энед приоткрыл глаза и лукаво улыбнулся — теперь Рея вся его, последний кон с Норой всегда оставался за ним. Его привилегия. Он перетянул любимую к себе и вплелся пальцами в распущенные косы, наслаждаясь их шелковой волной. Элен тихо застонала, умоляя так о пощаде и понимая, что это бессмысленно. Хитрый дракон только жарче поцеловал, зная, что Нора ни за что не откажет его обаянию.
Нора сдалась. Энед шально и пьяно замурчал, притягивая еще ближе. Нора отвечала на терпкие ласки так, будто они только встретились после долгой разлуки, а не провели половину ночи вместе.
Чтобы не разбудить спящую Оли, оба осторожно сползли с большой кровати на пол. В серый предрассветный час он холодил кожу, но обоим это нравилось. Как и вся игра, где огонь чресел находил упоительную сытость друг в друге.
Терпкое возбуждение и тугое переплетение получили разрешение только, когда рассвет лизнул кроны деревьев.
Нора засыпала, свернувшись клубком прямо на Эндемионе, оба так и остались на полу, уже не в силах вернуться на постель. Энед грел в ладонях ступни возлюбленной, боясь, что она озябнет во сне.
Нора мягко улыбалась ласке, тихо и счастливо, пьяно от взаимной, разделенной любви. Она нашла в себе силы тихонько произнести:
— Энед, я…люблю тебя… — дракон волной отправил всю полноту его чувств к ней. Нора утонула в обожании, сумасшедшей влюбленности, ощущении счастья, жара, тлеющего углями, так до конца и не утолённого желания, и… приятной прохлады от пола, а еще покалывание от затекшей руки… Краем сознания Нора осталась в чувствах
«Сильвия неотрывно смотрела в окно пустым и немигающим взглядом. Утренние сумерки обесцветили мир, весенняя распутица сделала его до конца монохромным.
Озябшими кончиками пальцев пленница гостеприимства степняков сцарапывала иней со стекла на крохотном оконце.
Степняки не знали домов и окон до того, как Сигезмунд не сравнял Излаим с землей. Но Сигезмунд решил стать не просто Великим конунгом. Он решил осесть, решил, что степной народ должен иметь столицу, должен иметь свой дворец.
Так возник Хольспар с домом конунга в центре. Конунг гордился сооружением: трехэтажный терем впечатлял неискушенный взгляд степняка.
Тюрьма переехала из шатра в крохотную светелку с осколком вместо окна. Осколок, вставленный в паз деревянной рамы, когда-то был окном и в Великом городе. Он стал путем солнца в темные комнаты терема и снова делил мир на тепло дома и холод улицы.
Так у Сильвии появился новый "дом". Но пленнице было все равно: шатер, землянка, светелка… Что это меняло?
«Принцесса Излаимская» жила как белый флаг горстки выживших. Для Сильвии оставалась загадкой, зачем она конунгу.
Впрочем, ни за чем. О ней забыли. Ее заживо похоронили, оставив только маленькую степнячку, Алию, стеречь могилу.
Алия поначалу очень боялась белой "вельмы", а потом привыкла. Она жалела бледную и молчаливую пленницу, пела неспящей вельме колыбельные, плела косы, отпаивала терпким кобыльим молоком во время долгой болезни, потом учила языку. Языку, не знавшему даже рун.
Сейчас Алия плакала, перебирая волосы на голове, увы, никак не соединенной с телом. Сколько было брату Алии, десять? Двенадцать?
Месть Алеона взирала на Сильвию мертвыми глазами ребенка, она волной катилась по землям степняков, преднамеренно оставляя столицу каганата нетронутой…до поры…
Сильвия снова посмотрела в монохромное утро.
С улицы послышался шум. Несколько всадников собрались во дворе. Сильвия узнала во всадниках отряд нового конунга. Алика говорила, что молодого конунга звали Сигом. Он обошел старших братьев в борьбе за власть отца.
Алеона Сигу не обойти… Ни интригами, ни ядами, ни мечом.
Шум и плач стали отчетливей — к одному из всадников подбежала женщина, это она рыдала. Рыжие, даже в сумерках, волосы выбились из-под платка. За юбку женщины цеплялся малыш. Сильвия вздрогнула. Ребенок был ровесником. Был бы…
Сильвия отвернулась обратно к Алии. Алия тихо выла, гладя спутанные волосы на темной голове. Плач на улице стал невыносимым, Сильвия не выдержала и снова повернулась к осколку, разделяющими мир на дом и улицу.