Севастополь
Шрифт:
— Ничего, братишка. У тебя пойдет! — заметил со стороны Павлов. — Дальше будет легче!
Оба танка пылали ярким пламенем. Третий только успел подойти к лощине, как был подбит. Мамедов, Широзия, Гараев и Наибов на этот раз не сплоховали. Они дружно забросали вражескую машину связками гранат и бутылками с зажигательной жидкостью.
Напряжение боя не спадало. По всему участку шла ожесточенная перестрелка.
До того как показались вражеские танки, Мамедов еще имел возможность следить за действиями своих пулеметчиков и стрелков, которых он оставил на прежнем месте. Но за те пять-десять минут, пока шла
Он оглянулся на своих пулеметчиков и в ту же секунду увидел, что вражеская пехота хлынула в лощину. Пулеметчики и стрелки Мамедова косили ее ряды, но гитлеровцы, несмотря на большие потери, лезли вперед. По направлению атаки противника старшина понял, что немцы намерены пробиться в овраг и окружить батарею.
— Останешься за меня! — сказал он, обращаясь к Широзии, и стремглав бросился обратно к своему пулемету, который теперь, как назло, умолк.
"Вот черти, как напирают! Ну я им сейчас!.." — пронеслось у него в голове. Сделав последнюю перебежку, он, наконец, очутился у своего пулемета. Окровавленный пулеметчик бился в судорогах, наводчик лежал без движения, зажав в пальцах еще не начатую ленту. Мамедов осторожно разжал пальцы погибшего товарища, освободил конец ленты и привычным движением продел ее наконечник в поперечное окно приемника. Потом он два раза подал рукоятку вперед и, уверившись, что пулемет заряжен, ухватился обеими руками за ручки затыльника, поднял предохранитель и нажал на гашетку.
Длинная очередь ожившего пулемета заставила совсем уже обнаглевших гитлеровцев залечь. Оставшиеся в живых бойцы, которые занимали позицию выше по склону, стреляли без передышки. Над кем-то склонилась Валентина Сергеевна Холмогорцева. Кто-то ожесточенно работал лопаткой, углубляя свой окоп. Все это мелькнуло перед глазами Мамедова, и он опять нажал на гашетку.
Теперь фашисты брали левее, стараясь выйти из-под его огня. Старшина быстро вскочил и, пригибаясь, потащил пулемет за собой вверх по склону. Уже ложась, он бросил беглый взгляд на ту сторону лощины. Оттуда в направлении шоссе, ведущего к Севастополю, двигалась вражеская пехота. Гитлеровцы шли развернутыми цепями.
— Не пройдете, не так-то это просто! — прошептал Мамедов и дал несколько коротких очередей. Но увидеть результаты своего огня ему не удалось. Перед ним сразу же взметнулись столбы снега и земли. Видно, неприятельские минометчики заметили его.
Мамедов решил снова переменить место и перетащить пулемет повыше и поближе к дороге. Но левая рука не действовала. Что такое? Весь рукав в крови… А боли он не чувствовал. Мамедов ухватился правой рукой за пулемет и хотел было сдвинуть его с места, но не удержался на ногах.
Он порывался подняться. Ведь никакой боли он не ощущал. Но почему так дрожит ладонь? И какая-то мгновенная темнота в глазах… Как же это так? Надо бы снять хоть затвор с пулемета…
Он взялся за рукоятку, хотел подать ее назад… Не хватало сил. Он попытался встать на колени и тут же рухнул на пулемет.
Мимо пробежали бойцы. Они устремились вверх к дороге. Это он еще понял и даже подумал, что так и нужно, там ведь сейчас опаснее всего.
А когда над ним склонилась Валентина Сергеевна, он только широко раскрыл глаза и еле слышно произнес:
— Мать, воды… Дай
Откуда-то издалека до него донеслось еле слышное «ура», а потом все исчезло.
Когда раздались взрывы, Тапдыг не знал, кто из них попал в цель. Он боялся, что и этот танк, подобно первому, вырвется из дыма и пламени невредимым и ринется дальше. Поэтому он проворно поднялся из окопа и бросил еще одну бутылку.
— Хватит, кацо! Горит! — крикнул, улыбаясь, Широзия.
Гараев убедился, что дело сделано, и по примеру товарищей взялся за винтовку. Теперь все четверо стреляли в гитлеровцев, которые то и дело мелькали за пеленой черного дыма. Тапдыгу надолго запомнился фашист, убитый в тот момент, когда он пытался выскочить из машины. Так он и уткнулся носом в башню. Чистая работа!
Потом старшина их покинул, и они остались стеречь дорогу втроем. Без старшины Тапдыг чувствовал себя менее уверенно, но продолжал деловито целиться и стрелять до тех пор, пока гитлеровцы не оставили дорогу в покое.
Через некоторое время к ним подполз Мададов. Политрук лег между Гараевым и Широзией. Отдышавшись, он вкратце рассказал о том, как хорошо дрались находившиеся в лощине Холмогорцев и другие товарищи и как они отразили натиск немцев, пытавшихся обойти батарею.
Еще в тылу Тапдыг решил во всем подражать политруку, во всем следовать его примеру. Теперь Гараев внимательно следил за Мададовым, и ему очень понравилось спокойствие, которое светилось в глазах политрука и слышалось в его голосе. Крупное смуглое лицо Мададова от дыма казалось сейчас темнее обычного, но именно таким вспоминал его потом Гараев.
— Товарищ политрук! — нерешительно обратился Тапдыг. — А как там наши, живы и здоровы?
— Это война, Гараев. Тут всякое бывает. Конечно, есть и убитые и раненые… Во всяком случае, ребята стояли крепко!.. Особенно похвалил Мададов Абаса Талыбова.
— Ведь это он второй танк на себя принял.
Тут политрук заметил убитого фашиста, тело которого свесилось из башни. Улыбаясь, Мададов спросил:
— Чья работа?
— Общая, — ответил Широзия.
— Умело сделано! Не дали ступить ногой на севастопольскую землю. Молодцы!
— До каких же пор мы будем в этом окопе сидеть? — возбужденно воскликнул Тапдыг в ответ на похвалу. Ему уже казалось постыдным находиться тут без дела, тем более, что перестрелка в лощине снопа усилилась.
— Пока не придет приказ.
— А когда же он придет?.. И кто его принесет?.. — настаивал Тапдыг. Указав на Широзию, он добавил: — Ему вот не меньше моего не терпится опять в бой.
Над батареей взвилась в воздух серия красных ракет.
— Ну, Таптыг, вот тебе и приказ о контратаке! — сказал политрук и резко поднялся с земли. — За Родину, за Сталина, вперед! — крикнул он и побежал в сторону противника.
Справа и слева слышались слова команды и громкие призывы. Вон поднялась морская пехота. Черные фигуры краснофлотцев замелькали на снегу. Гараев, Широзия и Наибов бросились вслед за политруком. Они обежали еще дымившийся танк и устремились вверх по дороге, туда, где через минуту все уже смешалось в сутолоке рукопашного боя, поглотившего их всех.
С винтовкой наперевес Тапдыг кинулся в штыки. Чей-то знакомый, предостерегающий окрик послышался около, но откликаться не было времени. В первую минуту он еще видел рядом Мададова и Широзию, а потом и они куда-то исчезли. Несколько пуль просвистало над ухом, но он и на них не обратил внимания. Бой захватил его.