Севастопольская хроника (Часть 2)
Шрифт:
На следующий день я встретил их в обществе седого как лунь генерал-лейтенанта, героя обороны Севастополя, бывшего командира 7-й бригады морской пехоты Евгения Жидилова. Вместе с другими частями моряки его бригады в критические дни обороны буквально грудью прикрывали Севастополь. Это было и под Мекензиевыми Горами, и в долине Золотой балки, под горой Гасфорта. Здесь бригада занимала большой фронт – от Федюхиных высот до Сапун-горы.
Генерала я знаю по годам войны, и он увлек меня в Балаклаву, где на Цементном заводе отливается стела – будущий памятник героям 7-й бригады.
В машине вместе с нами едет бывший
После осмотра отливок – а надо сказать, они грандиозны, на стелу расходуется триста шестьдесят тонн цемента – мы, сопровождаемые въедливой пылью, заехали в балаклавский Клуб строителей. В подвальчике клуба, в просторном, но темноватом помещении, мастерская местного скульптора Владимира Суханова, автора проекта памятника, который он сооружает в общественном порядке на средства, пожертвованные участниками обороны Севастополя.
Нам был показан макет. Затем мы посмотрели текст, который будет на стеле. Надпись обыкновенная, указательная:
ВОИНАМ 7-Й БРИГАДЫ МОРСКОЙ ПЕХОТЫ, ПАВШИМ В БОЯХ С ФАШИСТСКИМИ ЗАХВАТЧИКАМИ В 1941–42 ГОДАХ
Я удивился.
– И это все?!
Генерал Жид илов вытащил из бокового кармана лист бумаги и сказал:
– Тут вот есть, – и замялся, осмотрел нас смущенным взглядом, – стихи…
– Стихи! – воскликнул Ищенко. – Это здорово! Давай читай, товарищ генерал!
У генерала Жидилова мягкий, глуховатый голос и добрейшая улыбка. Он улыбнулся и начал читать:
Герой Севастополь – морская твердыня,Ты Родине службу как прежде несешь.И каждое имя сраженного сынаВ матросской горячей душе бережешь.Ушли мы в бессмертье, чтоб песни звучали,Чтоб город-герой горделиво стоял!Чтоб дети смеялись и внуки рождалисьИ землю не жег смертоносный металл.Отважно сражалась морская пехота,Чтоб матери больше не слепли от слез.И нет среди нас безымянных героев.Нам званье дано – черноморский матрос!– А знаешь… того, – сказал Ищенко, – за сердчишко берет!.. Давай поместим их на стеле. Твои, генерал, стихи-то?
Жидилов смущенно опустил глаза.
…Машина умчала нас в сторону Федюхиных высот, к горе Гасфорта.
Душистая долина Золотой балки вся в зеленых квадратах виноградников, разбитых на местах жесточайших сражений. Эта долина – предместье знаменитой Сапун-горы. Здесь в июне 1942 года 7-я бригада морской пехоты сдерживала превосходящие силы противника. Во время третьего штурма гитлеровцы сбросили в местах предполагаемого прорыва позиций бригады полторы тонны металла на один квадратный метр!
А теперь перед взором разливанное море виноградников комбината «Золотая балка». Теперь эту чистенькую волевую просторную балку перерезают автомобильные
Мы едем в сторону Черной речки, свидетельницы боев еще первой обороны.
На холмах покачиваются печально красные головки отцветающих маков, кое-где вьются молодые сивые усы ковыля, золотится сурепка и мелькают ароматные сиреневые цветочки чабреца.
Недалеко от совхоза, раскинувшегося под Федюхиными высотами, выходим из машины и взбираемся по отлогому подъему к тому месту, где будет установлена стела. Внизу, напротив будущего памятника, в совхозном поселке видно двухэтажное здание школы № 37. В ней следопытами школы уже создан музей 7-й бригады морской пехоты.
Мы осматриваем холм и ведем разговор; я спрашиваю генерала и комиссара о том, что было на этом холме, как далеко отсюда итальянское кладбище (я был здесь в военное время и теперь плохо ориентировался), где был КП бригады, как проходила линия переднего края. Разговор наш оборвался как-то сам собою: я нашел медную бляху, от матросского ремня, затем смятую каску, рукоятку ножа и перестал задавать вопросы, а комиссар с генералом, чуть удалившись от меня, молча смотрели куда-то вдаль. Лица их были такими, которые принято в литературе называть отсутствующими. Я понял, что оба ветерана попали в плен воспоминаний! Они оба, как я догадывался, сейчас не существовали, а находились в 1942 году, когда их бригада сражалась здесь, на этих очаровательных, пряных от множества цветущих, издающих ароматы растений холмах не на живот, а на смерть.
Я не стал окликать их.
Когда генерал и полковник вернулись наконец из сорок второго года, я спросил:
– Много ли здесь погибло людей седьмой бригады?
Генерал с глубоким вздохом сказал:
– Много!
Напротив холма, где будет установлена стела павшим бойцам 7-й бригады морской пехоты, – Федюхины высоты. Они часто упоминались в сводках во время обороны Севастополя.
Те, кто впервые попадает сюда, с трудом верят, что в этом раю среди виноградников, садов и синеющих гор, под прозрачным куполом высокого неба, когда-нибудь могли идти жаркие бои!
Счастливые эти люди! А меня здесь все будоражит: и сам Севастополь, и эти холмы, и долины, и горы, и море, и прежде всего люди, с которыми судьба свела во время войны здесь, на Юге. И настолько будоражит, что уже чувствую над собой власть военного прошлого и понимаю, что мне надо вернуться в Москву к своим фронтовым блокнотам и записным книжкам и свершить великий акт освобождения из архивного заточения того, что некогда билось пульсом боевой жизни, жизни, полной бессмертной отваги и мужества.
Когда наша машина подъезжала к Севастополю, я принял твердое решение подчиниться этому зову.
Книга вторая
Будем благодарны судьбе за то, что она дала нам возможность жить в век неизнеженный, не вялый и не праздный.