Севастопольский бронепоезд
Шрифт:
Правда, как и все пожилые люди, он немного ворчлив, любит поругать молодежь «за ветер в голове». Но матросы понимают, что старик всем сердцем привязался к ним и в каждом видит своего сына. В самых тяжелых боях он не уходит с открытых площадок, всегда готовый помочь, если откажет пушка.
Иван Петрович не расстается с увесистой брезентовой сумкой, где всегда дребезжат гайки, болты, шурупы, шплинты. На другом плече висит связка различного размера шестеренок. Матросы любовно шутят:
— Вы, Иван Петрович, прямо-таки ходячая мастерская…
— Что ж поделаешь, —
Пушки наши были ветхие, изношенные, но благодаря стараниям Ивана Петровича никогда не отказывали, работали исправно.
Однажды в бою ранило подносчика Макаренко. Откуда и сила взялась у старика — заменил здоровенного матроса. Так до конца и подносил тяжелые снаряды. Сколько раз случались в бою задержки, поломки. И всегда в такой момент у орудия оказывался Иван Петрович.
— Палите дальше, — кивал он артиллеристам, устранив неисправность, и спешил к другой пушке.
Один недостаток был у Ивана Петровича: никто не мог заставить его надеть каску. Когда ему говорили о предосторожности, старик отшучивался:
— Не бойтесь за меня. Таких, как я, никакая бомба не тронет.
Удивительно бесстрашный был человек.
— Что вы меня гоните в укрытие? Некогда мне отсиживаться, — ворчал он, когда его отсылали в каземат.
Как-то Ивана Петровича позвали к себе артиллеристы батареи, стоявшей на Северной стороне. У одной из пушек нужно было заменить ствол. Да и второе орудие хандрило: заедал замок. Отправился старик. В небе кружили вражеские самолеты. Иван Петрович прятаться не стал: знал, что его ждут на батарее.
Фашистские летчики заметили его и открыли пулеметный огонь с бреющего полета. Иван Петрович упал. Четыре пули впились ему в грудь. Там же, около батареи, и похоронили его…
Страшно горевали железняковцы, узнав о гибели Ивана Петровича.
Мы не могли бы успешно воевать, если бы нам не помогали десятки, сотни таких людей, как Иван Петрович, — людей не военных, но мужеству которых завидовал каждый из нас.
В любом деле мы ощущали поддержку и заботу сотен наших друзей с Севастопольского железнодорожного узла. Девушки-железнодорожницы, сменившись с дежурства в депо или на станции, превращались в санитарок и шли в госпиталь. Домохозяйка Анастасия Петровна Полторихина и комсомолка Аня Чадович организовали бригаду из работниц и жен железнодорожников, которая стирала бойцам белье.
Из севастопольских железнодорожников состояли и паровозные бригады. Паровоз Михаила Галанина не имел брони. И мы все время переживали за товарищей. Достаточно было шальному осколку попасть в паровой котел, чтобы локомотив взлетел в воздух. Но наши машинисты спокойно делали свое дело.
Глава XVIII. Подвиг Жени Матюша
Из Шавровой выемки бронепоезд прямой наводкой бил по вражескому переднему краю. Противник обнаружил его и открыл ответный огонь. В воздухе загудели самолеты.
Отстреливаясь, бронепоезд начал отходить к Цыганскому тоннелю.
Только
Скрежещут, визжат заторможенные колеса, а поезд по инерции продолжает ползти вперед. Первая балластная платформа свалилась в воронку, на нее взгромоздилась вторая, а потом обе полетели под откос. Бронеплощадка, к которой они были прицеплены, тоже сошла с рельсов, но чудом удержалась на насыпи.
На небронированном паровозе от сотрясения лопнула дымогарная трубка. Высокий столб пара поднялся над локомотивом. Паровоз вышел из строя. Заметив, что бронепоезд остановился, гитлеровцы усилили обстрел. Снаряды падали все кучнее. Нависла смертельная угроза. Надо немедленно уходить, но как?
Нужно восстановить путь, поднять на рельсы бронеплощадку, погрузить запасные части с упавших платформ…
Очередной снаряд разрушил железнодорожное полотно позади бронепоезда, другой попал в хвостовую балластную площадку. У нас не было пути ни вперед к тоннелю, ни назад, где можно было бы на какое-то время укрыться в выемке. Выход один: как можно быстрее восстановить путь.
Командир бронепоезда приказал оставить на боевых постах сокращенные расчеты, а всех остальных направить в распоряжение лейтенанта Головенко и командира железнодорожного взвода младшего лейтенанта Андреева. Несмотря на артиллерийский обстрел, краснофлотцы дружно взялись за работу. За несколько минут были уложены и надежно пришиты к шпалам новые рельсы, подняты и погружены на бронеплощадки запасные части с упавших платформ. Но как поднять сошедшую с рельсов многотонную бронеплощадку? Для этого требовался мощный паровоз. У нас же в строю осталась лишь маленькая, обшитая броней маневровая «овечка» (ОВ), а второй паровоз стоит с погашенной топкой.
Тут-то и показал себя наш Евгений Матюш — скромный и тихий помощник машиниста.
— Можно на время заглушить трубку, а уж потом, в тоннеле, остудить топку и произвести более основательный ремонт, — предложил он.
— Но для этого надо лезть в топку, — сказал машинист, — а в ней сейчас все триста градусов, если не больше. Выход один — спускать пар.
— Нельзя этого делать, — упрямо возразил Женя. — Разрешите я полезу в топку и заглушу трубку.
— Чудак, ты же вспыхнешь, как свечка, а в лучшем случае — сваришься как рак, — отказал командир бронепоезда.
— А вы мне поможете, — продолжал настаивать Женя. — Будете поливать из шланга, чтобы не поджарился. Лазил же матрос Гребениченко в раскаленную топку крейсера. Вы сами об этом рассказывали… А там котлы куда больше паровозного и опаснее. Надо же спасать бронепоезд: того и гляди снова налетят самолеты. Посмотрите: ничего со мной не случится.
Женя так просил, и доказывал, что командир согласился. Тем более, что вражеская артиллерия, не прекращая, вела огонь и со всех сторон рвались снаряды — надо было спешно выводить бронепоезд в безопасное место.