Севастопольский конвой
Шрифт:
– Они оказались успешными, этот факт признают даже при дворе короля.
– Но у меня есть и сугубо служебная просьба, – поспешно молвил бригадефюрер, которому показалось, что диктатор готов подняться, чтобы прервать аудиенцию. – На территориях, которые недавно перешли или же в ближайшем будущем перейдут под контроль румынских войск, наряду с вашей сигуранцей будет развернута и сеть службы безопасности СС Главного управления имперской безопасности, которую я представляю…
– Мне известно, какую службу вы представляете, – сухо прервал его диктатор. – Специальной директивой я прикажу нашим военным комендатурам и гражданским властям всячески содействовать отделениям СД и гестапо в
– Само собой разумеется, что СД будет действовать в тесном сотрудничестве с румынской военной контрразведкой, жандармерией и сигуранцей.
– Мне бы хотелось, чтобы Главное управление имперской безопасности рейха и командование «СД-Валахии» в вашем лице закрепили это сотрудничество жесткими приказами и инструкциями. С особой тщательностью и корректностью ваши службы должны относиться к чистокровным румынам и румынам русифицированным, которых пока что называют молдаванами, – металлическим тоном проговорил Антонеску. – Отдельной директивой я уже потребовал: на освобожденных нашими войсками землях представители власти должны вести себя таким образом, чтобы всем было ясно, что власть Румынии на этих территориях устанавливается как минимум на два миллиона лет [13] .
13
Здесь приводится одно из программных и директивных высказываний кондукэтора Антонеску.
– Отношение к подданным румынского короля и тех новых граждан, которых вы называете «русифицированными румынами», особых законодательных определений не требует. Они аналогичны тем, которыми мы руководствуемся в отношении к подданным рейха и русифицированным германцам, то есть фольксдойчам. А как быть с прочим национальным элементом в Транснистрии и Бессарабии? Если верить официальной румынской прессе и заявлениям министерских чиновников, они тоже становятся подданными Великой Румынии.
– При условии их интенсивной румынизации, – резко парировал маршал.
– При условии… Согласен. Но за исключением евреев, цыган и коммунистов.
– Само собой разумеется, – проворчал кондукэтор, оставаясь недовольным тем, что шеф «СД-Валахии» спровоцировал его на этот разговор. Вам знакомы мои секретные указания, в которых я объявил, что выступаю за насильственное выселение всех еврейских элементов из Бессарабии и Буковины.
– Как известно и то, что вы добавили: «Точно так же следует поступать и с украинскими элементами. Меня не интересует, войдем мы в историю как варвары или нет. Если нужно, стреляйте из пулеметов» [14] .
14
Цитируются указания Антонеску, которыми руководствовались оккупационные румынские власти в Украине. Они засвидетельствованы и отечественными, и молдавскими историческими источниками.
Маршал недовольно покряхтел.
– Обычно в своих официальных высказываниях для прессы я стараюсь выглядеть более сдержанным. Как и фюрер.
9
На берег комбат возвращался уже на закате солнца. Море в эту пору дня предавалось такому курортному штилю, что прибрежное мелководье, по которому Гродов плыл к берегу, поражало его какой-то бархатной теплотой своих вод. О том, чтобы оставить эту купель, не могло быть и речи: кто решится добровольно отказаться от такого блаженства? Теперь он жалел только о том,
Однако блаженство блаженством, а капитана почему-то одолевало явное предчувствие того, что это купание – последнее. Вот именно, последнее. И не только потому, что заканчивается лето, заканчивается «великое одесское стояние». Он предполагал, что дальнейшие события на фронте сложатся так, что об этих освежающих заплывах в прибрежные воды придется забыть.
Впрочем, все, что должно наступить нового в жизни батальона, а значит, и его личной, наступит завтра, а сегодня, повернувшись на спину и почти неподвижно удерживаясь на воде, он с мечтательной тоской смотрел на неожиданно проклюнувшуюся в глубинах августовского неба звезду. Яркую, холодную и неописуемо одинокую. Это была тоска оказавшегося за бортом и давно затерявшегося посреди океана моряка, увидевшего сигнальный огонь случайного судна – слишком далекого, чтобы до него можно было доплыть, и слишком желанного, чтобы от него можно было отвести взгляд.
– Что, Косарин, истосковался, сидя на берегу? – спросил комбат, все еще лежа на спине, но понимая, что до берега осталось всего несколько сильных, «весельных» движений рук.
– Так ведь приказано ждать и охранять, – без какой-либо обиды в голосе напомнил ему ординарец, приближаясь к кромке воды с банным солдатским полотенцем. – Вот, жду и охраняю.
В какое-то мгновение комбату показалось, что слова эти были молвлены голосом его прежнего, погибшего несколько дней назад в бою ординарца Михаила Пробнева. Слуховая галлюцинация оказалась настолько выразительной, что, вздрогнув, он резко оглянулся. Да нет, конечно же, чуда не произошло – в нескольких шагах от него переминался с ноги на ногу краснофлотец Косарин.
– Искупнись, пока я буду приводить себя в порядок, – неожиданно проникся сочувствием к нему Гродов.
Странное дело: в поведении Косарина, в голосе и даже в способе мышления вдруг начали проявляться те же характерные признаки, которые были присущи его предшественнику, словно бы в какие-то периоды времени происходило взаимное перемещение душ.
– Я до воды, до купания неохочий. В степи, где я вырастал, ближайший пруд находился в пяти километрах от нашего села, да и тот к началу августа высыхал.
– Убийственный аргумент, – признал капитан, жестко растирая спину и торс полотенцем. – Мне-то казалось, что, наоборот, у степняка должна проявляться особая страсть к плаванию, к морю, вообще к воде…
– Наверное, должна. Но получается так, что, сидя здесь, на берегу моря, я почему-то все время вспоминаю степную долину, с двумя колодезными журавлями посредине, в которой расположена наша деревня. Наверное, береговая служба создана для таких, как я, которые молиться готовы на флотскую форменку, на морские традиции, но при этом упорно держаться берега.
Уже поднимаясь по узенькой тропинке на вершину плато, Гродов оглянулся на все еще четко вырисовывавшиеся в вечерней сумеречности очертания «Кара-Дага». Ни звука, ни огонька – ничего такого, что могло бы свидетельствовать, что давно оставленное экипажем судно вновь стало обитаемым. «Только бы не вздумали завалиться спать, – подумалось капитану, – не исключено, что ночью румыны попытаются захватить судно. Пытались же они с реквизированных рыбачьих баркасов и шлюпок высаживать десант в районе береговой батареи, так что, кто знает…» Вспомнив, что во время инструктажа гарнизона «форта» он об этой опасности не упомянул, комбат тут же подошел к телефону, установленному на западном склоне плато, и потребовал от дежурившего на полевом коммутаторе штабного телефониста связать его с судном.