Север и Юг. Крэнфорд

Гаскелл Элизабет

– Поразмыслите, как следует: если вы будете вмешиваться в мои дела, можете убираться вместе со своим умом.

– Мне нужно не много ума, чтобы определить, где заканчиваются мои дела и начинаются ваши.

– Ваши дела еще не начались, а мои все еще остаются при мне. До свидания.

Прежде чем мистер Торнтон миновал дом миссис Баучер, Маргарет вышла из дверей. Она не заметила его, а он шел за ней следом несколько ярдов, восхищаясь ее легкой и элегантной походкой, ее стройной и грациозной фигурой. Но внезапно это простое чувство удовольствия было погублено, отравлено ревностью. Ему хотелось догнать ее, поговорить с ней, посмотреть, как она ответит ему — теперь она должна знать, что и он знает о другой ее привязанности. Ему также хотелось — но именно этого желания он и стыдился —

чтобы она узнала, что он оценил ее мудрость, когда она направила к нему Хиггинса просить работу, и что он раскаивается в своем утреннем решении. Мистер Торнтон подошел к ней. Она вздрогнула.

– Позвольте мне сказать, мисс Хейл, что вы довольно преждевременно выразили свое разочарование. Я взял Хиггинса на работу.

– Я рада, — холодно ответила она.

– Он рассказал мне, что повторил вам мои слова, которые я произнес утром о… — мистер Торнтон замешкался.

Маргарет продолжила:

– …o том, чтобы женщина не вмешивалась. Вы с полным правом можете выражать свое мнение, совершенно справедливое, я не сомневаюсь. Но, — продолжила она чуть более настойчиво, — Хиггинс не сказал вам всей правды.

Слово «правда» напомнило ей о собственной неправде, и она внезапно замолчала, чувствуя себя неловко.

Мистера Торнтона поначалу озадачило ее молчание, но потом он вспомнил ложь, которую она произнесла, и все, что ей предшествовало.

– Всей правды! — повторил он. — Всю правду говорят редко. Я уже перестал надеяться на это. Мисс Хейл, вы не хотите мне объяснить? Вы должны понимать, что я думаю.

Маргарет молчала. Она раздумывала, не нарушит ли любое объяснение ее преданности Фредерику.

– Нет, — сказал он. — Я больше не буду спрашивать. Возможно, я поддаюсь искушению. Я сохраню ваш секрет. Но, позвольте мне сказать, вы подвергаете себя большому риску, поступая так неосмотрительно. Я говорю только как друг вашего отца. Если у меня и были другие намерения или надежда, то, конечно, все прошло. Меня это больше не интересует.

– Я знаю об этом, — сказала Маргарет, заставляя себя говорить безразличным, беззаботным тоном. — Я знаю, что вы обо мне думаете, но это секрет другого человека, и я не могу его открыть вам, не причинив ему вреда.

– Я не имею ни малейшего желания выведывать секреты другого джентльмена, — сказал он, начиная сердиться. — Мой собственный интерес… просто дружеский. Вы можете мне не верить, мисс Хейл, но несмотря на преследование, которым, боюсь, я угрожал вам когда-то… Все закончилось. Все прошло. Вы верите мне, мисс Хейл?

– Да, — ответила Маргарет тихо и печально.

– Тогда, в самом деле, я не вижу никакой причины для нас идти дальше вместе. Я думал, возможно, вы сможете мне все объяснить, но я вижу, нам нечего сказать друг другу. Если вы вполне убеждены, что мое глупое чувство к вам совершенно прошло, я попрощаюсь с вами, — и он ушел очень поспешно.

«Что он имеет в виду? — думала Маргарет. — Что он имел в виду, когда говорил так, будто я всегда думала, что он любит меня, хотя я знаю, что это не так. Его мать расскажет ему все эти ужасные вещи обо мне. Но я не буду любить его. Я хозяйка своему сердцу и смогу контролировать это нелепое, странное, несчастное чувство, которое искушало меня предать моего дорогого Фредерика, чтобы я могла восстановить себя в его добром мнении — добром мнении человека, который причинил мне столько боли, сказав мне, что я ничего для него не значу. Успокойся, бедное сердечко! Будь веселым и храбрым. Мы сумеем позаботиться друг о друге, если нас бросили и оставили в одиночестве».

Этим вечером Маргарет почти напугала мистера Хейла своей веселостью. Она непрерывно шутила, словно ее природное чувство юмора вдруг обострилось до чрезвычайности. И хотя в том, что она говорила, был оттенок горечи, и хотя ее воспоминания об обществе на Харли-стрит были приправлены сарказмом, отец не стал поправлять и упрекать ее, потому что был рад видеть дочь такой беззаботной. В разгаре вечера ее позвали вниз переговорить с Мэри Хиггинс, и когда она вернулась, мистеру Хейлу показалось, что он заметил следы слез на ее щеках. Но, возможно, ему показалось, потому что она принесла хорошие новости — Хиггинс получил

работу на фабрике Торнтона. Как бы там ни было, Маргарет чувствовала себя подавленной и поняла, что не сможет продолжать разговор так же оживленно, как это она делала до сих пор. В последующие несколько дней ее настроение часто менялось, и мистер Хейл уже начал беспокоиться за нее, когда они получили новости, предвещавшие некоторые перемены и разнообразие. Мистер Белл прислал еще одно письмо, в котором подтвердил свое намерение навестить их. Мистер Хейл надеялся, что ожидание его старого oксфордского друга придаст мыслям Маргарет новый приятный поворот, так же, как и ему самому. Маргарет пыталась проявлять интерес к тому, что радовало отца, но она была слишком слаба, чтобы заботиться о каком-то мистере Белле, будь он хоть двадцать раз крестным Фередерика. Ее больше воодушевило письмо от Эдит, полное соболезнований, изобилующее подробностями о ней самой, ее муже и сыне. И в конце письма говорилось, что хотя мягкий климат Корфу как нельзя лучше подходит для ребенка, миссис Шоу постоянно твердит о возвращении в Англию. Эдит считала, что, возможно, капитан Леннокс вскоре сменит место службы, и они будут жить, как прежде, в старом доме на Харли-стрит, который покажется им пустым и унылым без Маргарет. Маргарет тосковала по этому старому дому и безмятежному спокойствию той старой, упорядоченной, монотонной жизни. В те времена такая жизнь казалась ей утомительной. Но с тех пор, как судьба уготовила ей столько ударов, она почувствовала себя измученной, борясь с самой собой. Теперь Маргарет надеялась, что однообразная жизнь даст ей возможность отдохнуть и восстановить силы. Поэтому она начала задумываться о длительном визите к Ленноксам по их возвращении в Англию. В настоящее время ей казалось, будто вся ее жизнь так или иначе связана с мистером Торнтоном — она не могла забыть его, несмотря на все свои попытки. Если она ходила к Хиггинсам, то и там она слышала о нем. Мистер Хейл снова возобновил их совместные чтения и бесконечно цитировал его суждения. Даже визит мистера Белла заставил ее вспомнить о том, что мистер Торнтон был его подрядчиком. Мистер Белл писал, что ему, должно быть, придется провести много времени с мистером Торнтоном, согласовывая новые условия аренды.

Глава XL

Не в лад

«Я не ошибся в том, что отступил;

Ведь то, что не имел, нельзя забрать.

Отныне. Горькой правды не тая,

Своим несчастьем я вознагражден.

А тот, другой, должно быть, рад,

В награду получив любовь, которой я лишен.»

Томас Уайетт

Маргарет не ждала, что визит мистера Белла доставит ей удовольствие. Она лишь надеялась, что он обрадует ее отца, но когда приехал мистер Белл, они с Маргарет сразу же стали добрыми друзьями. Он признался ей, что в том, что она пришлась ему по сердцу, не было ее заслуги. Она обладала наследственным даром, благодаря которому и завоевала его уважение. Маргарет в ответ сказала, что ему нельзя отказать в бодрости и молодости, несмотря на то, что он носил профессорскую шапочку и мантию.

– У вас молодое сердце - вот что я имею в виду. Боюсь, однако, я должна признать, что считаю ваши суждения самыми банальными и старомодными из всех, что я слышала за последнее время.

– Слушая вашу дочь, Хейл, можно сказать, что жизнь в Милтоне совсем ее испортила. Она — демократка, красная республиканка, член Мирного общества, социалистка…

– Папа, это из-за того, что я поддерживаю прогресс в торговле. Мистер Белл предпочел бы обменивать шкуры животных на желуди.

– Нет, нет. Я бы копался в земле и выращивал картофель. И я бы стриг шерсть животных и ткал бы из нее полотно. Не преувеличивайте, юная леди. Но я устал от этой суеты. Все стремятся опередить друг друга в погоне за богатством.

– Но не каждый может сидеть в уютных комнатах колледжа, позволяя своему богатству расти, и не прикладывать никаких усилий. Без сомнения, многие здесь были бы рады, если бы их богатство росло, как ваше, а они бы не беспокоились о нем, — сказал мистер Хейл.