Север и Юг. Великая сага. Компиляция. Книги 1-3
Шрифт:
– Нет, Орри… – Мадлен выдернула руку, в глазах ее вспыхнул гнев, но потом, словно испугавшись, она бросилась к нему и порывисто обняла. – Неужели ты не понимаешь, что мы не должны заходить так далеко? Никогда! Это не меньший грех, чем если бы мы убежали вместе.
Орри снова прижал ее к себе, осыпая жаркими поцелуями ее глаза, волосы и теплые уголки губ.
– Ты ведь тоже хочешь заняться любовью, не отрицай. – Его объятия стали смелее, и, хотя он сам изумлялся собственной дерзости, ему казалось совершенно естественным, что ему хочется прижимать к себе бедра любимой женщины и целовать
– Я и не отрицаю. Я хочу этого больше всего на свете. Но мы не должны.
– Не понимаю, – сказал Орри, отпуская ее.
Она резко отбросила назад прядь блестящих черных волос, упавшую на лоб, и снова улыбнулась, на этот раз с грустью.
– Как тебе меня понять, если я и сама не до конца себя понимаю? Да и сможет ли кто-нибудь понять? Я знаю одно: маленький грех еще можно перенести, но большой – нет.
– Если мы не можем жить вместе и не можем любить друг друга по-настоящему, что нам остается? – мрачно спросил Орри.
– Мы можем… – Мадлен глубоко вдохнула, готовясь встретить его усмешку, ее голос слегка окреп. – Мы можем вот так встречаться здесь время от времени. Разговаривать. Пусть недолго, но держать друг друга за руки, обнимать. Это сделает мою жизнь хоть немного терпимой.
– Мадлен, но это же все равно измена.
– Но не прелюбодеяние.
– Мне казалось, это одно и то же.
– Не для меня.
– Слишком тонкая грань. Не думаю, что кто-нибудь посторонний ее бы заметил.
– Ничего не поделаешь. Разве любовь вообще можно понять со стороны?
Орри сжал губы и, резко встряхнув головой, вышел из-под деревьев к краю болота. Дождь по-прежнему моросил. Значит, она предлагала ему сохранить отношения, но играть он должен по ее правилам.
Он прошел так далеко, насколько только мог, и остановился, лишь когда земля захлюпала под ногами. Его длинные шаги оставили позади полосу примятой травы. Обернувшись, он посмотрел на нее; в густой бороде поблескивали дождевые капли.
– Такие условия очень тяжелы для меня. Я слишком сильно хочу тебя. Не уверен, что смогу выдержать постоянное искушение.
– Но разве немного любви не лучше, чем ничего?
«Нет!» – чуть не выкрикнул он.
Мадлен медленно пошла к нему. Дождь портил ее платье и прическу, но она все равно была самой прекрасной женщиной в мире, и Орри не мог отказаться от нее, пусть даже ее требования были столь же мучительны, как и причина, породившая их.
Мадлен остановилась рядом, глядя ему в глаза:
– Разве не так, Орри?
– Так, – кивнул он с печальной улыбкой.
Она радостно вскрикнула и прижалась к нему. Он обнял ее, но улыбка оставалась грустной.
– Боже, как бы мне хотелось, чтобы тебя воспитали ветреницей, а не порядочной женщиной!
– Иногда мне и самой этого хочется.
Они засмеялись, и от этого обоим стало немного легче. Держась за руки, они вернулись к деревьям, нашли сухой уголок, сели там и проговорили почти час. Орри с тревогой заметил, что чем чаще они будут встречаться, тем больше вероятность, что их тайна раскроется. Мадлен ответила, что охотно готова рискнуть. А потом они снова обнимались и целовали друг друга.
Прежде чем Мадлен
И все же, стоя у руин церкви и провожая Мадлен взглядом, он вдруг открыл в себе новое, прежде не испытанное ощущение. Да, он по-прежнему болезненно переживал, что не смог обладать любимой женщиной, но каким-то удивительным образом это вынужденное самоограничение делало его чувства к Мадлен только сильнее и глубже.
Глава 16
Поезд шел все дальше на север, а Джордж никак не мог забыть глаз Приама. Он сидел у окна и, уперев подбородок в ладони, смотрел на проплывающую мимо реку Делавэр, но перед его мысленным взором то и дело всплывало лицо беглого негра.
В мутных сумерках падал снег, снежинки таяли, едва касаясь земли или оконного стекла. Джордж смертельно устал от долгого путешествия с бесконечными пересадками с одного поезда на другой. Еда в станционных ресторанах плохо действовала на его желудок, а последнюю сотню миль он еще и мучился от жары, потому что другие пассажиры требовали, чтобы проводник постоянно подбрасывал дрова в печь в начале вагона.
Завтра он наконец должен был прибыть в Лихай-стейшн. На ночь он предполагал остановиться в той же гостинице, где всегда останавливались Хазарды, приезжая в Филадельфию, а утром собирался сесть на местный поезд и, оказавшись дома, начать деликатную работу по подготовке родных к его женитьбе на католичке.
Он снова подумал о Приаме. После чего его мысли по вполне понятным причинам не могли не обратиться к Орри и всей его семье. В каждом из Мэйнов, даже в нерадивом кузене Чарльзе, он видел что-то привлекательное, но оттого, что они ему нравились, он только еще больше мучился уже знакомым ему чувством вины и собственной беспомощности. Волею обстоятельств и в неменьшей степени личного выбора Мэйны были слишком сильно вовлечены в такую часть американской жизни, как рабовладение.
Поезд замедлил ход, с пыхтением проходя мимо хибар и обветшалых домов, и наконец дополз до станции. Крыша над платформами скрывала почти весь дневной свет. Вместо снежинок мимо окна полетели искры из паровозной трубы. Пассажиры встали, собирая вещи. Их отражения мельтешили в закопченном снаружи стекле. Но Джордж видел только Приама.
С рабством необходимо было покончить. Остановка Джорджа в Южной Каролине убедила его в этом. Но достичь этой цели было нелегко. Слишком много препятствий стояло на пути. Традиции. Гордость. Экономическая зависимость от рабства. Непропорционально огромное влияние малого числа семей, владевших большинством рабов. И даже Библия. Как раз перед тем, как Джордж уехал с плантации, Тиллет процитировал ему Писание, чтобы доказать справедливость погони за Приамом. Бегство было откровенным неповиновением, а ведь в третьей главе Послания апостола Павла к колоссянам сказано: «Рабы, во всем повинуйтесь господам вашим по плоти…»