Север и Юг. Великая сага. Компиляция. Книги 1-3
Шрифт:
Губы Вирджилии сжались. Она поставила сумку на стул и взяла спички и сургуч, чтобы снова запечатать письмо Стаута. Потом зачеркнула строчки со своим адресом и написала сверху адрес Стаута, перевернула конверт чистой стороной и крупно вывела слово «НЕТ».
Письмо она бросила в почтовый ящик, перед тем как сесть на ночной экспресс, шедший в Ричмонд и Чарльстон.
Во вторник Уилла снова предложила помочь в сборах. Мадлен все еще медлила, словно ожидая какого-то чуда. Но никаких чудес не случалось.
– Хорошо, будем собираться, – сказала она, сдаваясь. – Ценного у нас немного, но, если мы это не увезем, она все уничтожит.
Она
Пришел Чарльз. Он принес деревянный ящик, который сам сколотил, чтобы защитить портрет при перевозке. С Мари-Луизой они не виделись много лет, поэтому им пришлось знакомиться заново. После этого он не стал ходить вокруг да около и довольно бесцеремонно спросил у нее:
– А твой отец знает, кто на самом деле купил плантацию?
Мари-Луиза кивнула.
– К полудню субботы новости уже разлетелись по всему Чарльстону. Мама сказала, что папа говорил об этом в тот вечер за ужином.
– И что же он сказал?
– Что… – с явной неохотой ответила Мари-Луиза, – что не питает к сестре никаких чувств, так же как и к остальным членам семьи, которых… – Мари-Луиза покраснела и в отчаянии выпалила: – которых осталось уже не так много!
Чарльз сжал в зубах сигару с такой силой, что едва не перекусил ее пополам:
– Что ж, отлично. Прекрасно!
– Мама была настолько взбешена, когда мне рассказывала, что даже произнесла бранное слово. Раньше я никогда не слышала, чтобы она ругала папу. Сказала, что он теперь делает такие деньги в пароходной компании, что Монт-Роял ему не нужен, а каких-то чувств к этому месту он не испытывает. Поэтому и продал… – Мадлен и Чарльз обменялись взглядом, которого Мари-Луиза не заметила. – Мама просто в отчаянии из-за всей этой истории. Я тоже. Мадлен, что же ты теперь будешь делать?
– Уложу вещи. Подожду до пятницы. Уеду, когда явится Эштон. Что нам еще остается?
Уилла сжала руку Чарльза. Ответить на такой вопрос никто не мог.
В среду, уже в сумерки, Уилла вбежала в дом с лужайки, где учила Гуса играть в карты:
– Там, на аллее, карета! Какая-то женщина, я никогда не видела ее.
– Проклятье!.. – Мадлен бросила старое блюдце от английской компании «Споуд» в бочку, и фарфоровый краешек откололся. – Вот уж кто мне сейчас совсем не нужен, так это разные кумушки, которые будут пялиться на нас и говорить, как они нас жалеют.
Она услышала, как коляска, скрипнув, остановилась, а еще через несколько мгновений в дверях появилась женщина в сером дорожном костюме, такой же шляпке и перчатках. Измученное лицо Мадлен побледнело.
– Бог мой… Вирджилия!
– Здравствуйте, Мадлен.
Женщины пристально смотрели друг на друга. Вирджилия не знала, как ее примут. Тяжело ступая больной ногой, из спальни вышел Чарльз и, увидев гостью, чуть не выронил из рук литографию с изображением вест-пойнтовского плаца, которую он снял со стены. Конечно, он помнил ее – в основном по ее визиту в Монт-Роял, когда она приезжала вместе
В то время она была ярой противницей рабства, кичилась своим нравственным превосходством и открыто высказывала ненависть ко всему южному. Чарльз помнил, как Вирджилия довела до бешенства хозяина дома Тиллета Мэйна в тот день, когда приехавший в Монт-Роял Джеймс Хантун обвинил ее в том, что она помогла бежать его рабу Грейди. Позже она жила с этим беглецом где-то на Севере.
Он не забыл, как горделиво и в каких оскорбительных выражениях она тогда признала свою вину. Ему было трудно увязать прежнюю Вирджилию с той, что стояла сейчас перед ними. Он помнил ее ядовитый язычок, теперь же она говорила тихо и учтиво. Он помнил стройную девушку, но видел взрослую полноватую женщину. Он помнил ее небрежный гардероб, ныне она была одета по последней моде, строго и элегантно, и выглядела безупречно, несмотря на долгое путешествие. Он помнил ее с одним подбородком, а не с двумя, и это было, пожалуй, самым ярким свидетельством быстротечности времени. Правда, с ней оно обошлось благосклонно.
– Как поживаете, Чарльз? – сказала она. – Когда мы виделись в прошлый раз, вы были очень молоды.
Мадлен, по-прежнему растерянная, все-таки вспомнила о хороших манерах:
– Не хотите присесть, Вирджилия?
– Да, спасибо. Я действительно устала. Совсем не спала в поезде от самого Вашингтона. – Она сняла перчатки; на безымянном пальце ее левой руки сверкнуло кольцо из белого золота с бриллиантом.
Мадлен убрала со стула стопку книг и жестом предложила гостье сесть. Чарльз зажег лампу, попутно представив Вирджилии Уиллу. Мадлен сильно нервничала и готова была вот-вот расплакаться. Чарльз предположил, что приезд Вирджилии стал для нее чем-то вроде последней капли в череде неожиданных событий. Обстановка в доме и так уже была напряжена до предела, и за эти дни между ними уже несколько раз вспыхивали бессмысленные ссоры.
– Мне бы хотелось остаться у вас на день-другой, если позволите, – сказала Вирджилия. – Я приехала, потому что юрист Джорджа телеграфировал мне насчет Эштон. Мы должны найти какой-то способ исправить ситуацию.
Мадлен стиснула фартук покрасневшими пальцами:
– Здесь очень мало места, Вирджилия. Боюсь, лучшее, что мы можем предложить, – это тюфяк в домике одного из бывших рабов.
– Прекрасно подойдет, – кивнула Вирджилия.
От нее исходила искренняя приветливость и изысканность жительницы большого города. Чарльз не мог прийти в себя от таких перемен.
– Пожалуйста, не сочтите за грубость… – Мадлен откашлялась, – но я просто не понимаю…
Вирджилия спасла ее, нарушив неловкое молчание:
– Почему я здесь после того, что случилось много лет назад? Все очень просто. Когда-то мне не было дела ни до моей семьи, ни до чувств брата. Теперь меня это волнует очень и очень сильно. Я знаю, с какой нежностью Джордж всегда относился к вам с Орри и к этому месту, где он так любил бывать. Мои убеждения не позволили мне насладиться вашим имением. Я не прошу за них прощения и считаю их правильными, но все это осталось в прошлом. Уверена, Джордж наверняка помог бы вам материально, если бы это разрешило дело в вашу пользу. Но поскольку это невозможно, а он до сих пор где-то в Атлантике, я хотела бы помочь сама, правда как-нибудь иначе, если сумею. С годами многие мои взгляды изменились, но мнение об Эштон осталось прежним. Она всегда казалась мне пустым и завистливым созданием. И главное, она всегда очень жестоко обращалась с чернокожими мужчинами и женщинами, принадлежавшими ее отцу.