Север помнит
Шрифт:
Уиллас вздохнул. Он уже целый час бессмысленно таращился в книгу, не понимая ни слова. Бросив взгляд на окно, он заметил, что смотровой глазок, процарапанный им на замерзшем стекле, снова затянуло инеем, а на подоконнике намело небольшой сугроб – снег попадал внутрь сквозь щели в рамах. Этот замок не рассчитан на зимние холода. В Хайгарден редко приходила зима, здесь все было устроено для летних удовольствий. Внезапно Уиллас подумал о Винтерфелле, о его толстых каменных стенах, горячих источниках, высоких башнях и глубоких погребах. Эта твердыня выдержала зимы, длившиеся десять, двадцать, пятьдесят
Не в силах сидеть, сложа руки, Уиллас поднялся, зажал костыль под мышкой и, хромая, побрел к выходу из библиотеки. Покалеченную ногу ломило от холода, теплые компрессы приносили лишь незначительное облегчение. Стыдясь своей немощи, Уиллас постеснялся идти на кухню, чтобы попросить еще одну припарку. Поэтому он решительно поковылял по галерее, щурясь из-за снега и путаясь в полах плаща. Ветер завывал, словно дикий зверь. Мороз пробрал по коже – и не только от холода. Здесь кто-то есть.
Уиллас почти дошел до конца галереи и уже приготовился насладиться благословенным теплом чертога, но вдруг заметил вдалеке, за крепостными стенами, несколько крошечных движущихся фигурок. Он с трудом различал их сквозь снег и туман, однако было ясно, что люди поспешно направляются в сторону замка. Двадцать или тридцать всадников без знамен – это точно не Лорас и Маргери. В былые дни в Хайгарден приезжало много всякого народа – торговать, развлекаться, заниматься всем, что душе угодно, - но те времена давно миновали. Кто бы ни приехал, это не к добру.
Уиллас побежал. Ему это удавалось так же хорошо, как новорожденному колченогому жеребенку. Едва не теряя сознание от усилий, оскальзываясь и шатаясь, он ворвался в главный чертог. Снежные хлопья таяли на волосах и холодными струйками стекали за шиворот. Уиллас схватил за руку первого встречного и, звдыхаясь, просипел:
– Всадники… сюда… без знамен… передайте… бабушке…
Остановленный им человек понял смысл сказанного, кивнул и поспешно ушел. Вскоре он вернулся с леди Оленной, разразившейся гневной тирадой по поводу того, что ее заставили покинуть теплый (по крайней мере, более теплый, чем остальные помещения) кабинет.
– Если богами предрешено, что лордом Хайгардена непременно должен быть идиот, то ты, мальчик, семимильными шагами движешься к своему предназначению. Если это не твои брат и сестра, или Таргариен с драконами, или бродячий торговец, у которого найдется горшок, который можно поставить под протекшую крышу, меня совершенно не интересует, кто приехал. Похоже, я умру от старости прежде, чем тот болван, что возится у очага, сподобится наконец разжечь огонь, так что могу с уверенностью заявить, что…
– Миледи, - раздался голос. В конце коридора появился трясущийся от ледяного ветра конюх. Он отвесил поклон, стряхивая с лица мокрый снег. – Поверьте, вам стоит встретиться с этими гостями.
Оленна Тирелл открыла рот, но не сказала ни слова, впервые за восемьдесят лет лишившись дара речи. Наконец она взяла себя в руки и отрывисто произнесла:
– Ну
Леди Оленна властно вцепилась в руку Уилласа, и тот с мученическим вздохом повел ее по коридору. Его костыль стучал по полу в такт с ее тростью. Комната, которую леди Оленна выбрала для приема загадочных гостей, - разумеется, не случайно, - находилась в конце галереи. Стены небольшой приемной были увешаны гобеленами, а в центре висел огромный щит с гербом Тиреллов, за которым скрывалась ниша, в которой помещался один из прислужников Королевы Шипов, записывающий все разговоры и следящий, чтобы полезные сведения достигли нужных ушей. «Она вовсю плела свои сети, когда лорд Варис еще не лишился яиц», - кисло подумал Уиллас, открывая дверь перед бабушкой. Ради благополучия вновь прибывших, он надеялся, что те не задумали ничего дурного.
Слуга принес кубки с подогретым сидром. Уиллас и леди Оленна с наигранной невозмутимостью сделали по глотку. Наконец в коридоре раздались звуки шагов и приглушенные голоса. Дверь отворилась, и они оба едва не выронили кубки.
– М-миледи, милорд. – В приемную вошла молодая женщина. С ее мокрых темно-рыжих волос, плотного дорожного плаща и сапог стекал снег, лужей расползаясь по полу. Девушка старалась держать себя в руках, но все равно стучала зубами от холода. – Б-благодарю вас за то, что приняли меня, - произнесла она, делая изящный реверанс.
– Как же я рада тебя видеть, милая. – У леди Оленны был такой вид, словно она закинула удочку в прорубь и вытащила большую жирную форель. Уиллас не понимал, что происходит, но вскоре его посетила безумная догадка. Неужели… не может быть…
– Ты определенно повзрослела, - продолжала Королева Шипов, подставляя девушке увядшую щеку. – Подойди-ка сюда, леди Санса, и поцелуй меня.
Уиллас в оцепенении наблюдал за ними. Санса Старк поколебалась, но потом подошла к леди Оленне и быстро поцеловала ее.
– Прошу прощения за то, что приехала, не предупредив, - сказала она, - но было слишком опасно посылать ворона. Я… я рада наконец лицезреть прославленную красоту Хайгардена.
Пожилая леди фыркнула.
– Ну-ка, дитя, не начинай опять молоть ерунду. Среди этого проклятого снега нечего лицезреть. Полагаю, ты проделала столь опасный путь не для того, чтобы послушать, как Маслобой поет «Медведя и прекрасную деву». Осмелюсь сказать, что этот толстяк единственный из нас переживет зиму, если мы не зажарим и не съедим его раньше. Мы до всего доберемся в свое время, но сперва ты мне скажи – что ты здесь делаешь?
Санса как будто смутилась, но все же ответила:
– Миледи, - произнесла она, - милорд, я прибыла сюда, чтобы просить вас оказать мне честь и соединить наши дома брачными узами.
Во второй раз за последние полчаса леди Оленна потеряла дар речи, - определенно, выдающееся событие. Сощурившись, она проницательно разглядывала молодую женщину. В ее голове словно крутились колесики и винтики.
– Под столь щедрым предложением ты имеешь в виду себя, я полагаю? – через мгновение спросила она. – Коллекционируешь мужей? Это неплохое наследство, однако…