Север Северище
Шрифт:
Нежность, искренность, задор.
Молодежи доверяя
В деле самом непростом,
Общество не потеряет.
Сверстников моих, я знаю,
Часто брали на излом.
Не за то ль, геронтократы,
Проклинаем нынче вас,
Что искусственной преградой
На пути ребят крылатых
Становились много раз?
Ничего! Уроки жизни.
Пусть идущие вослед
Их не забывают смысла,
Чтобы время не прокисло,
Ход не замедлялся лет.
Слава юным! Верным, дружным,
Любящим богинь-подруг.
Слава бредням их воздушным,
Жертвам, коль Отчизне нужно…
Не иссякни, славный
У т о л е н и е ж а ж д ы с е р д ц а
Сам себя хвалю за смелость –
Вместо улиц и метро
Стал на «ты» с безмолвьем белым,
Дал, как хант, нагрузку телу,
Мокнул, мерзнул в крае троп.
Пустоты, возможно, этим
Я сердечной избежал.
Наполнялась белым светом,
На простор смотря планеты,
И расширилась душа.
Суету сует не просто
Человеку одолеть.
Эта страшная короста
На ветру иль на морозе
Лишь порой находит смерть.
Жажда жизни, а не денег –
Исполинище-инстинкт –
Бросила на «дальний берег»,
Где стада ондатр и белок,
Вертолет, гудя, кружит.
В людях сила безгранична –
Убедился навсегда.
Зимник, вездеход, кострише
Стали близки и привычны,
Как в Венеции вода.
Север, ты катализатор!
Сразу всех нас выявлял.
Кто-о там Гвидоном статным
Вырос, дело сделав, кстати,
Кто-то быстро же пропал.
Формалистов, бюрократов
Я на дружбу заменил.
Уяснил, что жить отрадно,
Если Родине как надо
Служим, не жалея сил.
Эта поэма была написана Павлом Котовым внезапно, как когда-то шесть рассказов первоклассником Денисом Грушко. Ее напечатала та же районная газета «Путь Октября». В Москве эта вещь Павла Афанасьевича не выходила. Была принята издательством «Советский писатель», подготовлена к выпуску, но потом набор рассыпали. Вдруг устроители смут завопили на весь СССР, что в стране излишек поэзии, и стихотворные сборники в какой-то период практически перестали выходить. Потребовалось много бумаги на глянцевые журналы с голыми бабами и гнилыми пидорами, о которых еще великий Ювенал четко говорил: «Выступать нагишом полоумным не стыдно». Ведь в любом народе полно дураков, готовых поддержать любую нечисть. Она существует всегда, как нечистоты. Но по-нормальному они находятся в канализационных трубах, не видны. При аварии трубы сразу ремонтируют. А когда обществом «командуют» выродки, то этого не делают, и гадость хлещет, заливая все вокруг, как будто в этом всеобщее счастье.
…Любопытно, ни бывший собкор «Ленинской правды», ни мальчик из Советского никогда в жизни больше не обращались к нежданным-негаданным для них видам творчества. «Черт из коробочки» затем ни у того, ни у дрогого не выскакивал.
ЭПИЛОГ.ПЕРВЫЕ
Минула четверть века. Завершаются двадцатое столетие и второе тысячелетие. Не откровенные флибустьеры, а смелые первопроходцы-друзья описанных в романе лет проводят встречу в Советском. Павел Котов назвал ее «слетом ветеранов любви».
Сбылся его вещий и жуткий сон о Вонючем болоте. Буквально позавчера побывавший в Кремле друг, североосетинец Аслан Дагузов, сказал Павлу Афанасьевичу:
– Я не встретил там ни одного русского человека.
Рухнула страна великих традиций, гордых людей. Перед опасностью уничтожения находится открыто гонимый родной народ, подвергшийся полной блокаде в своей стране, он – разрозненное большинство, находящееся в состоянии катастрофы. Наступила кошмарная действительность, страшная эпоха. Вокруг правовой произвол и репрессии необольшевиков, в невероятной степени продолжающие
Раньше Котов слышал лающие голоса инопланетян в двух разновидностях: эсесовские, когда пришлые бандюги изуверствовали над дебревцами, и наркомовские на пластинках, обнаруженных в школе, где директорствовал. Теперь так же характерно гавкают с раннего утра до поздней ночи дикторы передач центрального телевидения. Это сразу стало заметно после разгрома СССР. А на областных каналах, по отзывам знакомых из Владимирщины и других краев, еще иногда нормально разговаривают. Вообще на телевидении - лишь беснование двуногих чертей. От женщины на нем как будто остались одни филейные части да срамное место.
Эрэфия – территория, где восемьдесят пять процентова населения не имеют своей государственности. Они даже не упоминаются в действующей дискриминационной конституции, навязанной с помощью танков. Проблемы основного этноса замалчиваются демпечатью, из чего хорошо видно, что она – не русская. Горбачевско-ельцинские издания сбивали людей с толку, малодушничали, произвольно или предвзято толковали происходящее…
Роман Павла Афанасьевича «Кондо-Сосьвинские сокровища» принес автору широкую известность, сразу стал пользоваться огромным успехом. Котов теперь профессионал образного слова, основательно вошел в ряд лучших современных писателей. Авторитет его в литературном мире безупречен.
Вместе с трагедией затысячелетней Отчизны и народа его постигла жуткая личная. Единственную и ненаглядную дочь Веру ритуально убили изверги «демократии», когда она в Семхозе, рядом с Троице-Сергиевой лаврой, готовила рукопись «Столетие антирусской политики», отвлекшись от своего основного дела и прервав учебу в аспирантуре Ветеринарной академии. Видно, ее гражданский дух не мог не восстать против неизменного и всемерно замалчиваемого геноцида соплеменников на Русской земле, создавших в течение веков самое мощное на планете государство и лишившихся его в двадцатом. Сатанисты-садисты не могли перенести высокодуховного деяния девушки.
Павел Афанасьевич прибыл в Советский, куда доченьку привезли трехлетней и где она пошла в первый клас, не один, а вместе с ее сыном Федором. Он - горячо любимый внук Котовых, растущий в их семье. Его отец, к сожалению, тоже совсем рано ушел из жизни: погиб как военный вертолетчик накануне рождения Феди.
Необольшевики готовили растерзание самому Павлу Афанасьевичу, двадцать раз пытаясь упрятать его в тюрьму за освещение «русского вопроса», противодействие установлению криминального режима «пятой колонны» - в созданном и издаваемом им в начале девяностых литературно-художественном и общественно-политическом иллюстрированном журнале «Всходы». По лживому доносу некоего Фрейлиха Айзика Минеевича. Долгие месяцы не отступали нахлынувшие муки. Но большой жизненный опыт, базовое историческое образование, гражданская зрелость, колоссальные трудолюбие и ответственность помогли писателю-редактору, решительно отвергавшему измышления, выдержать коварный удар, доказать, что публикации в журнале «Всходы» рождались как реакция на инспирированную атмосферу угнетения, ужаса, крови, истерзания народа, что они мудрее и спокойнее постановлений прокуроров-русофобов, хотя, конечно, возможности обвиняемого были не столь велики, как у них. Кроме того, судьба, слава Богу, наградила Котова дружбой с самым выдающимся юристом современности Дмитрием Прокопьевичем Носиловым, объединила большие общественные силы. Совместно в конце концов доказали полную невиновность Павла Афанасьевича в чем бы то ни было. «Я никогда раньше не видел такой ненависти, - говорит он, когда заходит речь о пережитом в прокуратурах и суде. – Народ обманывают, вероломно уничтожают русскую государственность, осуществляют преступный сговор в Беловежской пуще и тому подобные деяния, я не могу спокойно смотреть на это, личных выгод не ищу, веду себя не по-воровски – за что подвергают риску мою судьбу?