Север&юг

Семакова Татьяна

— Куда мы? — пробормотала, едва поспевая за ним по лестнице.

— Я передумал, — хмыкнул в ответ, — плацдарм можно готовить и под твоим чутким руководством. И на счёт поцелуя тоже передумал.

Он резко остановился и развернулся, и я практически упёрлась своим носом в его, оставшись на ступеньке выше.

— Когда ты рядом, такое чувство, будто не жил до этой минуты, — пробормотал чуть слышно и взял мои руки в свои, прикрыв глаза. — Земля из-под ног уходит, Май.

Касается своими губами моих, а я не выдерживаю и

выдёргивают свои руки из его, обхватывая его за шею и прижимаясь всем телом. Целую так жадно, взахлёб, как будто от этого моя жизнь зависит, пальцами в волосы зарываюсь, чувствую одну его руку под футболкой, вторую на ягодице, как сердце его из груди вырывается, как моё в такт барабанит, не соображаю уже ничего, но вполне отчётливо слышу, как открывается дверь одной из квартир и старческий голос говорит язвительно:

— Как не стыдно! Срам!

— Вообще не стыдно… — бормочет Дима, а я начинаю тихо смеяться. — Это не смешно, конфетка, меня сейчас порвёт.

— Ну я вам что говорю! Не слышите?! — громко ворчит старуха. — А? Матросова! Всё твоим родителям расскажу! Ни стыда, ни совести у девки!

— Пална, отстань от детей! — орёт сверху папа, а Дима хватает меня за руку и тащит за собой вниз, пока я заливаюсь хохотом.

— Дурдом, о котором я мог только мечтать, — улыбается Третьяков, вываливаясь на улицу. — Никаких больше поцелуев пока до места не доберёмся.

Достаёт ключи от машины и у новенького внедорожника, припаркованного у подъезда, моргают фары.

— Ты продал квартиру, чтобы впечатлить меня тачкой? — спрашиваю ненавязчиво. — Сомнительный выбор, Третьяков…

— Я продал квартиру, чтобы купить тачку и снять помещение, — ответил самодовольно, открыл мне дверь и похлопал по попе, подгоняя. — И ещё некоторые примочки…

Большую часть пути нам сигналили. На каждом светофоре, если точнее. На каждом красном, служащим для нас зелёным. Он останавливался, разворачивался и целовал меня, пока не начинали истошно гудеть позади нас. С трудом отрывался и гнал дальше, как угорелый, нарушая все мыслимые и немыслимые правила.

Почти что центр, красивое старое здание с лепниной, вход с торца, разбитые ступеньки под облезлым пластиковым козырьком и новенькие ключи в его руке.

— Ещё не новоселье, но кошечка заходит первой, — хмыкнул, распахнул дверь и подтолкнул меня в темноту. — Только не убейся, умоляю, — договорить он не успел, я споткнулась, но он успел подхватить меня под живот. — Ну я же просил…

Вспыхнул свет, я прищурилась, а он закрыл дверь и обнял меня со спины.

— На что я смотрю? — спросила, оглядывая груду строительного мусора.

— На мои попытки сделать из этого места крутой современный офис молодого подающего большие надежды частного детектива.

— Реально? — опешила, задрав голову и немного развернувшись.

— Реально, — нерешительно улыбнулся и спросил: — Что думаешь по этому поводу?

— Что мой батя — чёртов

гений, — хмыкнула самодовольно. — В команде работать ты не умеешь.

— Ну… команда у меня, всё-таки, будет, — посмеялся, закрывшись носом в мои волосы. — Я Борисыча сманил.

— Реально?! — удивилась ещё сильнее, а он состроил недовольную рожицу:

— Что-то я не понял, конфетка, ты совсем в меня не веришь?

— Покажи мне тут всё, — улыбнулась в ответ и он тут взял меня за руку, с воодушевлением расписывая где что будет стоять, как и что будет выглядеть и что ещё нужно сделать. — А диван где-то тут, да? — уточнила ненавязчиво в его кабинете.

— Где-то тут, — ухмыльнулся, приблизившись. — Сейчас я покажу тебе всё ещё раз.

Жестом фокусника стаскивает с меня футболку, отбрасывая в сторону, подхватывает под бёдра и прижимает голой спиной к холодной бетонной стене. Я слабо охаю, ловлю его усмешку и обхватываю обеими ногами.

— Стервец, — возмущаюсь притворно, а его рука скользит от моей груди к шее, останавливаясь на горле.

Тяжело дышит мне в лицо, прикусывает нижнюю губу, с силой сжимает одной рукой бедро и глухо рычит. Выдыхает и так нежно целует, что у меня сердце останавливается.

Опускает мои ноги, ставит на пол и начинает движение вниз, лаская, раздевая, доводя до исступления, разжижая мозги. Сдирает с себя футболку, расстегивает ширинку и вновь поднимает, придавливая к стене, жадно впиваясь губами, стискивая ягодицы.

«Вот сейчас, сейчас…» — крутится в голове, но он вновь становится мягче, нежнее. Проглаживая, зацеловывая, откровенно дразня. До самого последнего момента, когда я готова взреветь от этой сладкой пытки, впиваясь ногтями в его спину.

То медленно, то быстро, глубоко, чувственно, резко, дерзко, обжигая горячим дыханием кожу, покусывая и вдавливая в стену, играя, оставаясь при этом серьёзным. Я почти сознание теряю, а он шепчет со смешком:

— Теперь стол.

Идёт со мной, уже порядком обессилившей, по комнате, шлёпает по попе, приводя в чувство, и всё повторяется, снова и снова.

Вечер, ночь, утро, понятие времени существовать перестаёт, я себя уже не ощущаю, только его прикосновения на обнажённой спине. Матрас ещё где-то нарыл, будь он неладен, вообще отсюда живой не выйду.

— Пощади… — бормочу вяло и он тихо смеётся, садясь вместе со мной на шаткий табурет. Пристраиваю голову на его плече и пытаюсь выровнять дыхание и не отключиться, а он гладит меня по волосам и сипло шепчет:

— Ты мой юг. Сопротивление бесполезно.

— Это просто… — завожу свою песню, ухмыляясь, пока не видит.

— Молчи, — шумно выдыхает мне в шею, — молчи про свою биологию, против силы притяжения не попрёшь. Физика — вот мой ответ.

— И клей, — слабо хмыкаю, обхватывая его руками, а он начинает задорно смеяться, повторяя эхом:

— И клей.