Север
Шрифт:
С Нанасом поравнялся Гор.
— Рассказывай, идти все равно долго.
— Чего рассказывать? — досадливо поморщился парень. — Отстань, а?..
— Ты же обещал! — не отставал старик. — Про то, откуда ты, как здесь очутился, почему твоя собака такая умная?
Нанас хотел ответить приставучему варвару, что ничего он ему не обещал, но тут в разговор вмешалась Надя:
— Нет-нет! Ты сначала расскажи, что с тобой здесь случилось: почему ты тогда ушел, ничего мне не сказав, где был, как вернулся? И с Сейдом как встретился… и вообще…
— Ну, это мне
Юноша подумал, что сейчас самое время рассказать Наде не только то, о чем она просит, но и признаться ей в своей измене, снять наконец с души этот непосильный груз вины… Впрочем, вряд ли от признания эта вина пропадет, исчезнет полностью, но все равно… все равно он был уверен, что ему станет легче… А даже если и нет, то сделать это, тем не менее, нужно, потому что иначе нельзя, потому что смолчать будет нечестно!..
И все-таки он промолчал. Вернее, он говорил, и говорил много, но в итоге рассказал девушке все, кроме своих отношений с Шекой. От собственной трусости Нанасу стало так плохо, он так рассердился на себя, что даже в неверном свете редких и слабых лампочек туннеля Надя заметила, как изменилось лицо любимого.
— Что с тобой? Тебе плохо? Рука болит?.. — Девушка взяла его под здоровый локоть: — Устал, бедненький мой… Обопрись на меня!
От таких слов уже ненавидящий себя Нанас готов был провалиться сквозь землю, прямо в Нижний мир к злым духам, и вновь подваливший к нему Гор с прежней просьбой — рассказать о себе — теперь показался юноше едва ли не спасением.
Нанас говорил и говорил, забыв об усталости и боли, стараясь забыть и о своем малодушии, хоть это и плохо получалось. А когда закончил рассказ и выход из туннеля уже показался впереди, бывший варвар неожиданно выдал:
— Вот куда я пойду!
— Куда?.. — недоуменно заморгал Нанас.
— В твой сыйт. И буду там жить — тихо и мирно, никому не мешая.
— Ты шутишь?
— Нисколько. Вы живете уединенно, ни на кого не нападаете, ни к кому не лезете, вам тоже никто жить не мешает… Это как раз по мне. От цивилизации я уже давно отвык и привыкать снова, говоря откровенно, не сильно-то хочется. Так что, когда вся эта кутерьма здесь кончится, нарисуешь мне карту, как туда дойти, и я пойду.
— Но ты, наверное, плохо меня слушал, — немного отойдя от изумления, сказал Нанас. — Силадан ни за что не пустит тебя в сыйт! Ведь он же вбивает всем в головы, что ничего вокруг нашего поселения нет, что злые духи уничтожили мир! И вдруг заявишься ты и объявишь, что он лгун!.. Да он тебя сразу прикончит, не успеешь и рта раскрыть!
— Успею. И никаких разоблачений я делать не стану. Скажу, что был у злых духов в плену, насилу вырвался. Или что отпустили они меня за примерное поведение. Что-нибудь покажу в подтверждение своих слов — автомат, например. Дескать, у духов украл огненную трубку…
— Этим ты только молодежи
— Конечно, догадаются. Но они также поймут, что и я не дурак, коли сразу стал на их легенду работать. И уж с ними-то я договорюсь — буду и дальше на их мельницу воду лить, лишь бы меня не трогали и дали спокойно жить.
— Не дадут, — помотал головой Нанас. — Ты слишком хорошо думаешь о Силадане. Он не такой. Ему будет проще убить тебя — так, на всякий случай, чтобы не сомневаться.
— Ну, тогда пошли вместе! — воодушевился вдруг Гор. — Возьмем побольше оружия, устроим там революцию, свергнем этого Силадана вместе со старейшинами, и ты сам станешь этим… как его там?., найтом.
— Нойдом… — машинально поправил старика ошарашенный таким предложением Нанас.
— Во-во, нойдом! — обрадовался Гор. — А я могу и в старейшины. А что? Возраст подходящий, ума палата…
— А меня с собой возьмете? — спросила вдруг Надя, и Нанас даже не понял — шутит его любимая или говорит всерьез.
Но закончить разговор на сей раз им не удалось; туннель наконец кончился, и Киркин открыл ворота.
— Пойдемте, я сначала вас отправлю, — сказал он, когда все четверо выбрались наружу, но, сделав несколько шагов, недоуменно завертел головой. — Что за черт? А где машина?..
— Видать, Парсыкин подождал-подождал, да и уехал, — предположил Нанас.
— Ничего себе, «подождал, да уехал»! — возмутился Виталий Иванович. — Не в детском же саду!.. Ждите здесь, я сейчас у Сошина узнаю, может, он его вызвал?
Киркин направился к зданию поста охраны, оставив своих спутников дожидаться под ночным небом, все еще расцвеченным всполохами северного сияния.
Ждали его молча. Каждый думал о своем. И если о мыслях Нади и Гора Нанас мог только догадываться, то сам он вновь вернулся к гложущей и скребущей его душу теме — о своей измене. И даже не столько теперь о ней самой, как о том, что не смог признаться в ней любимой. Он и прежде никогда не считал себя особенным смельчаком, но теперь вовсе разочаровался в себе. И, что удивительно, сказать всего несколько фраз оказалось куда страшнее, чем сразиться с каким-нибудь чудовищем. Да он бы сейчас с огромной радостью встретился с парочкой шипастых синеглазов, если бы это сняло с него чувство вины и лишило необходимости объясняться с Надей!
Однако долго заниматься самобичеванием не пришлось — вернулся Киркин. Мужчина был откровенно зол.
— Вот ведь мразь! — выплюнул он. — Сволочь какая! Предатель! К варварам переметнуться хотел!..
— Кто? — испуганно дернулся Нанас, которого совсем недавно поливали подобными словами. — Кто предатель?..
— Парсыкин, кто же еще!.. Подслушал, видимо, что тут его хозяин нес, понял, чем это для Сафонова может кончиться, да и решил сбежать, пока и его делишки наружу не выплыли.
— Какие делишки? — поразился Нанас. — Что за хозяин? При чем тут Костя? Я с ним в одной комнате жил, он нормальный парень!