Северная война и шведское нашествие на Россию

Тарле Евгений Викторович

9

На правом берегу Днепра шансы Мазепы на успех были так же слабы, как и в Левобережной Украине.

Во время шведского нашествия под Гетманщиной понималась Левобережная Украина (без Слободской Украины, которая находилась более непосредственно в подчинении у Москвы). Хотя власть Мазепы простиралась и на Правобережную Украину, но ее уже не называли в просторечии Гетманщиной в описываемое время, хотя еще в 1687 г., когда Мазепа был избран в гетманы, это название нередко применялось и к правобережным областям Украины.

Много воды утекло между первым (1687) и последним (1708) годами правления Мазепы. На правом берегу Днепра не любили Мазепу, помнили его кровавую и предательскую роль в истории Палия и палиивщины. В первые годы XVIII в. казак Палий был любимым вождем рядового казачества, демократических слоев Правобережной Украины, в многолетней жестокой борьбе против польских панов, против угнетения крепостной массы шляхтой и против происков римско-католического духовенства, стремившегося опереться на панские

права для более или менее насильственного обращения православных в унию. Вождем этого социально-политического и национального протеста против панской Польши и явился Палий, любимец народных масс. Палий со своими отрядами, особенно в 1700–1705 гг., вторгался частенько в польские владения, нарушая не очень ясно проведенную русско-польскую границу. Август II, король польский, неоднократно жаловался Петру на Палия; с Августом, как с союзником против шведов, Петру приходилось считаться, и по проискам Мазепы "мятежный вождь" Палий, — хотя он открыто признавал преимущества подчинения Левобережной Украины и украинских частей Польши царю, а не полякам, — был схвачен и сослан. Теперь, после раскрытия измены Мазепы, Палий был возвращен и обласкан царем.

Как мог думать Мазепа, на глазах которого происходило с таким успехом для Палия многолетнее восстание правобережного украинского крестьянства и казачества против Речи Посполитой, что можно будет убедить или заставить тех же украинцев, как правобережных, так и левобережных, помогать полякам, — понять это мудрено. Правда, он еще в 1703–1704 гг. мечтал захватить в конце концов всю Правобережную Украину с Белой Церковью в виде новой гетманской столицы и, так как иначе трудно, — при формальном подчинении царю. И некоторое время он был даже доволен, что Палий держится так крепко и не уступает Белой Церкви ни полякам, ни даже русским.

В трудное время, между тяжким нарвским поражением 1700 г. и началом побед (при Эрестфере и при второй Нарве в 1704 г.), царь, очень нуждавшийся тогда в союзе с Польшей, заключая договор с Августом 19 августа 1704 г., обязался заставить Палия прекратить борьбу против Польши. Палий не покорился, но Мазепа при содействии русских войск, захватив Палия, отдал его в руки властей, и Палий был сослан в Сибирь и поселен в Енисейске, а Мазепе была дана в управление Белая Церковь.

В этой борьбе Мазепа всегда был против украинского плебса, против крестьян, против казацкой «голытьбы» и всегда действовал в пользу интересов шляхты, что сильно облегчалось существовавшим формальным союзом между Польшей и Россией. И даже после Альтранштадтского мира и отречения Августа от польской короны положение Мазепы и его политика в Правобережной Украине ничуть не изменились. Фикция продолжающегося союза, позволявшая Петру не уходить из Польши под предлогом борьбы против узурпатора Станислава Лещинского, давала возможность Мазепе не уходить из Белой Церкви и занятых еще при Палии частей восточнопольской территории. "Украина между Днепром, Случью и Днестром была в полной от него зависимости… Край принимал все более и более правильное козацкое устройство. В 1709 году в нем было уже 7 козацких полков". [367] Понятно, что появление Палия у царя, не знавшего теперь, как его больше обласкать, даже еще до участия Палия, больного и старого, в конном отряде, наконец, опубликование перехваченного письма Мазепы к Станиславу Лещинскому все это бесповоротно и вконец погубило всякие надежды Мазепы и мазепинцев на какие-либо симпатии крестьянства и казачества к изменнику, если бы эти симпатии существовали (чего вовсе не было в Правобережной Украине, где Мазепу считали не украинским казаком, а польским шляхтичем).

367

АЗР, ч. 3, т. II, стр. 178–179.

Но все-таки с наступлением весны 1709 г. и окончательным перенесением на далекий юг и юго-восток Украины главного театра военных действий поляки партии Лещинского стали обнаруживать смелость.

Чем больше театр войны передвигался к Полтаве, тем смелее и назойливее делались набеги польских отрядов в окрестностях Могилева и Орши. Русским пришлось отходить к смоленскому рубежу. Польский предводитель Хмара занял Оршу. Корсак, командовавший русским отрядом в Орше, перенес свою ставку к Смоленску, откуда и писал Головкину, требуя подкреплений. [368] А в мае стали поступать сведения о том, что к Днепру подвигается на помощь Хмаре польский генерал Сапега. [369] Однако Сапега шел, но не пришел.

368

[Б. Корсак — Г. И. Головкину]. Из Смоленска, 1709 г., марта 10.ТРВИО, т. III, стр. 120, № 118.

369

[Б. Корсак — Г. И. Головкину]. Из Смоленска, 1709 г., мая 19. — Там же, стр. 172, № 167.

Не пришел на помощь королю и корпус не польский, а чисто шведский, состоявший под командой генерала Крассау.

Уводя в Россию свою армию, Карл оставил рассеянный в Польше, Курляндии и Померании кавалерийский корпус под начальством генерала Крассау или, как он чаще называется в источниках,

Крассова. Этот корпус считался резервом.

В декабре 1708 г. Карл послал Крассову приказ: образовать войско из 8 пехотных полков и 9 тыс. драгун и спешить на Украину. Ничего из этих запоздалых воззваний не вышло. Прежде всего самый приказ дошел до Крассова лишь незадолго до Полтавы. А затем было ясно, что если бы даже Крассов и поторопился, то это только несколько отдалило бы неминуемое поражение. Но Крассов, получив известие о Полтаве, конечно, не пошел на верную гибель и поспешил вернуться восвояси.

С каждым днем множились признаки провала всего предприятия Мазепы. Был у изменившего гетмана опорный пункт, на который он рассчитывал почти так же твердо, как на Батурин. Это была Белая Церковь, куда Мазепа заблаговременно отправил значительную часть своей казны и всякого добра. Туда начальником Мазепа поставил полковника Бурляя и дал ему полк сердюков. Д. М. Голицын, командовавший в Киеве, имел все основания не желать вооруженного столкновения из-за Белой Церкви. И Голицыну вполне удалось избежать боя: Бурляя и его сердюков удалось "уговорить добром". "Я всякими способами старался, дабы оных к себе привлечь без оружия и успокоить", как его учил сам Меншиков ("наукою вашей светлости"). Бурляй, ставленник Мазепы, получил "за отдачу фортеции" скромную награду всего в сто рублей, сотники получили по сорока рублей, а рядовые сердюки по два рубля. [370] Голицын очень опасался в первые дни после перехода Мазепы к шведам за всю Правобережную Украину.

370

Кн. Д. М. Голицын — А. Д. Меншикову. Из Киева, 21 дня ноября. — Там же, стр. 26, № 30.

10

После гибели Батурина часть окружения Карла советовала королю идти к приднепровским берегам и там устроиться на зимних квартирах поближе к ожидаемой подмоге, которую будто бы должны были привести Станислав Лещинский и командир шведского отряда генерал Крассов. Да и помимо того приднепровский край, начиная с Киевщины, был еще не разорен. Но Мазепа посоветовал зимовать в Ромнах и Гадяче. Он хотел загородить дорогу русским в Южную Украину. Карл сначала внял совету старого изменника. Мазепа не только очень скоро убедился в том, что украинский народ — крестьянство, рядовое казачество Украины — не с ним, но он и старшине не весьма доверял, даже той старшине, которая ушла с ним к шведам в конце октября и изображала собой его свиту 28 октября 1708 г. в Горках, когда он представился Карлу и обменялся с ним латинскими приветствиями. После того, как так легко его приверженцы сдали Батурин и Белую Церковь, кому же он мог доверять? И вот он потребовал, чтобы члены старшины, оказавшиеся с ним в шведском лагере, немедленно перевезли в город Ромны свои семьи. Некоторые вняли этому приказу, смысл которого был, конечно, им ясен: Мазепа хотел иметь заручку, «залог», как правильно выражается швед Кнут Лундблад, такой залог, который помешал бы дезертирству, быстро уменьшавшему численность казацкого отряда в шведском лагере. Эти несчастные жены мазепинцев, которых ждала невеселая участь, и были теми "казацкими госпожами", как их называют старые хроники, не поясняя, ни зачем, ни откуда они взялись. Об этих "dames cosaques" говорит и летописец похода шведский камергер Адлерфельд. Их таскали в шведслом обозе с места на место и в свое время дотащили до Полтавы, где они разделили участь своих мужей и были взяты в плен.

Как богата Украина — это шведы знали и по тем описаниям страны, которые уже тогда существовали в европейской печати, но особенно, конечно, по рассказам Мазепы. Но народная борьба разрушила все надежды неприятеля. Послушаем Адлерфельда, в течение всего похода не расстававшегося с королем Карлом: "В эту прелестную страну (Украину. — Е. Т.) вступила армия, полная доверия и радости, и льстя себя надеждой, что она, наконец, сможет оправиться от всяческой усталости и получит хорошие зимние квартиры. И это на самом деле произошло бы, если бы мы не оказались вынужденными так тесниться друг к другу, быть в такой близости один от другого, что бы быть безопасными от нападений врага, который окружал вас со всех сторон. Да и то мы не могли воспрепятствовать тому, чтобы некоторые полки, слишком отдаленные по расположению своих стоянок, не пострадали бы, потому что мы были не в состоянии помочь им вовремя — не говоря уже о том, что неприятель своими непрерывными налетами мешал нам пользоваться изобилием и плодородием этой прекрасной страны в той степени, как мы желали бы. Припасы становились к концу крайне редкими и чудовищно дорогими". [371]

371

Adlerfeld G. Histoire de Charles XII, t. III, p. 384–385.

Царские универсалы против Мазепы и шведов широко распространялись по Украине и производили очень сильное, волнующее впечатление. Шведы обратили внимание, что эти воззвания распространяются даже в городе Ромнах, куда должна была перейти вскоре ставка Карла XII и его штаба, — и генерал-квартирмейстер Гилленкрок арестовал старшину ("бургомистра", — пишет Адлерфельд), обвинив его в том, что он побывал у русских и просил у них помощи против шведов. Расправа в таких случаях была короткая.