Северная война и шведское нашествие на Россию
Шрифт:
Когда случалось, что завязывалось столкновение покрупнее, вроде, например, боя у Городни, где именно русские довольно жестоко разбили шведов, то дело изображалось так, что вся беда произошла оттого, что шведы слишком пылко преследовали беглецов, а те вдруг оборотились назад и причинили неожиданную неприятность своим преследователям. Но потом королю докладывали о новых «победах» над 150, или 200, или 300 русскими кавалеристами, которые напали на кого-то, а потом, увидя приближающийся шведский отряд, «панически» бежали, — и снова все казалось хорошо этому маниакально упрямому человеку, который совершенно не сознавал, в какой тупик он завел себя и своих солдат и как в сущности безвыходно его положение.
Не следует также удивляться и тому, что Карл всерьез поверил, будто Азия находится где-то между городами Коломаком на Украине и Харьковом.
К науке и книгам Карл всегда относился с глубоким равнодушием, а иногда и с снисходительной иронией. Став самодержцем пятнадцати лет от роду, он от бога вверенной ему властью объявил свое учение оконченным.
А Мазепа боялся одного: как бы граф Пипер, Гилленкрок, Левенгаупт — все люди с головой — не убедили Карла, что нужно уходить за Днепр, там основательно пополнить оскудевшую армию людьми, артиллерией, боезапасами и лишь
17
Пока король после неудачного плана прорыва через Ахтырку и Богодухов бродил со своей обмерзающей армией по обледенелым равнинам Восточной Украины, в отместку за народную войну жег деревни, жег Краснокутск (Красный Кут), беседовал с Мазепой об Азии, — русские нападали на брошенные им там и сям и лишенные всякой поддержки маленькие шведские отряды и истребляли их. Так, 14–15 февраля 1709 г. был отчасти перебит, отчасти обращен в бегство отряд барона Генриха Альбедиля, и сам Альбедиль взят в плен. Выйдя в марте из района наводнения, которое залило весь бассейн Коломака и нижней Ворсклы, и уже находясь в Будищах, близ Полтавы, Карл очень характерным для него образом подвел в письме к сестре итоги пережитым ужасам этой неслыханно жестокой зимы, погубившей несколько тысяч солдат уже и до того сильно растаявшей шведской армии. Писал он своей сестре Ульрике Элеоноре в последний раз из Могилева 4 августа 1708 г., так что теперь, 31 марта 1709 г., он как бы давал ей краткий отчет о всем пережитом за эти страшные восемь месяцев, и он посвящал этой осени и зиме следующие невероятные строки: "С армией здесь обстоит дело очень хорошо, хотя до сих пор бывали некоторые утомительные дела (fattiger), как обыкновенно бывает, когда неприятель стоит близко. Кроме того, холод был очень большой, и много людей у неприятеля и у нас замерзли или отморозили себе руки, ноги и носы. Но, несмотря на это, все-таки эта зима была веселой зимой (sa har dhenna vintrn anda varit een rolig vinter)". И Карл поясняет дальше, в чем было веселье этой «веселой» зимы: "Хотя сильный холод причинял вред, но все-таки от времени до времени (мы. — Е. Т.) находили развлечение (fornoijelsen) в том, что шведские разъезды часто имели небольшие дела с неприятелем и причиняли неприятелю потери, хотя и враг иногда к нам подкрадывался, чтобы захватить пленных, и только один раз за всю зиму он напал на квартиры, где стоял полковник Альфендель (Карл так неправильно называет Альбедиля. — Е. Т.) с драгунским немецким полком, и (Альбедиль. — Е. Т.) был взят в плен". [397] Мы видим, во что превратился тут рассказ об одном из самых мучительных и убийственных зимних походов, какие только знает история Европы.
397
[Карл XII — Ульрике Элеоноре]. Budizie (Будищи. — Е. Т.), d. 31, Mars 1709, № 71. Konung Karl XII egenhandiga bref. Stockholm, [1893], s. 94–96.
Карлу прекрасно известно, как уменьшилась и ослабела его армия, он не может не видеть, что подмога от Станислава Лещинского очень проблематична, наконец, понимает, что он в самой глубине русской земли, лишен всякой связи с Швецией и окружен врагами. Но он беспечен и спокоен, и русские, и война с русскими для него предмет для «развлечений» и препровождения времени…
Конечно, очень много тут следует отнести и к сознательному притворству. Карлу должно было казаться не только неполитичным, но прямо опасным в тот момент открытое признание серьезности положения. И он напускал на себя веселый, бодрый, беспечный вид.
Но медленно и неуклонно стягивались русские войска с северо-востока в направлении на юго-запад за уходящими из Слободской Украины к Полтаве шведами.
В эту неспокойную в Запорожье зиму 1709 г., следя из Нежина за происками изменника Гордиенко и его присных, гетман Скоропадский слал невеселые вести. «Дозорцы» Скоропадского узнали, что запорожцы встретились в Перекопе с прибывшим туда новым ханом и уже с ним "вступати начинают [в] трактаты". А причина одна: "прелестная хитрость изменника Мазепы". Донося об этом Меншикову, Скоропадский не скрывает создаваемых возможной изменой запорожцев препятствий к "победного над неприятелем поиску". Но тут же Скоропадский успокаивает царя тем, что в самой Запорожской Сечи "их же чернью запорожской" нынешний кошевой был низвержен и от атаманства отставлен, хотя он действует заодно со старшиной "во всякой злобе ему согласуечею". [398] Этот документ подтверждает лишний раз, что социальные низы, проще — малоимущая часть запорожцев, в противоположность зажиточным и политически влиятельным слоям, не поддерживала измены.
398
ЦГАДА, ф. Кабинет Петра I, отд. 2, 1709 г., кн. I, д. 9, л. 528 и об. Копия с письма к его светлости князю Меншикову от господина гетмана Скоропадского, 7 дня февраля из Нежина писанного.
В удачном русском «поиске» в Опошне 29 января был убит шведский комендант, убито и ранено шведов 53 человека, а русские потери были равны 28 человекам. Удаляясь после этого дела, русские увели с собой освобожденных ими в Опошне 52 человека. [399]
Это было первое столкновение под Опошней. Шведы вернулись в Опошню тотчас после удаления русских. Второе более серьезное дело под Опошней произошло, как увидим далее, уже в мае 1709 г., в дни осады Полтавы. Теперь же при начавшейся
399
Там же, л. 526–527. Ведомость, что генваря в 29 день в Опошне шведов взято в полон и русских в плене бывших освобождено.
400
Там же, л. 530 и 531. Из Богодухова, февраля 18 дня 1709 году.
Систематическое опустошение Восточной Украины завершилось тем, что, уходя из Коломака в Колонтаево 15 февраля, по приказу короля шведы сожгли Коломак, Хуры, Лутище, Коплуновку, Красный Кут, Городню, Мурахву и перебили или увели оттуда жителей. [401]
Карл двинулся опять к Опошне и оттуда по направлению к Полтаве. Туда же, конечно, собрался и его генерал Крейц, стоявший в Лохвице. Шереметев надеялся отрезать его от "главного войска", т. е. от Карла. [402] Сделать это не удалось, но разбить один отряд (драгунов Альбедиля) он успел.
401
Там же, л. 532. Меншиков — Петру I. Из Богодухова, февраля 16 дня, 1709 году.
402
Там же, л. 534.
А крымское татарское правительство в начале февраля 1709 г. еще более, чем Гордиенко со своей изменнической старшиной, колебалось и склонно было выжидать и высматривать.
Секретный агент ("дозорца") Скоропадского, сидевший в Переволочной, извещал его, что Иван Шутайло со своими запорожцами "еще никакого утеснения" "людям тутошним" (т. е. "государевым") не чинят. Но перекопский койманан уведомил запорожцев о прибытии хана. А хан просит «наискоряя» давать ому сведения "о поведении швецком и московском". Кроме этой, ровно ни к чему не обязывающей, просьбы, татары ничего ясно и точно не написали кошевому. Но посланцы койманана были зато очень щедры на устные посулы и говорили: "а мы все готовы, — совсем только того не пишут (курсив мой. — Е. Т.), что подлинно и мы с вами пойдем". Но все это изустно утвердило и укрепило запорожцев, что "мы де на шведа не пойдем, а на Москву с охотою рады то чинить". Выслушав татарских посланцев, кошевой собрал раду и "домогался у войска, чью имеют сторону держать". И все, кроме одного казака, "дали слово держать сторону швецкую и Мазепину". Это решение рады и было послано хану, "что все конечно имеют ставши посполу с ними, ордою, при Мазепе Москву воевать". [403]
403
Там же, л. 529 и об. Копия с письма к господину гетману от Переволоченского дозорцы. Февраля 9 дня во Переволочне писанного.
Излагая письмо кошевого к крымскому хану, копия которого была переслана в Переволочную, «дозорца» пишет: "Прочее куплементом заключено". Этими «комплиментами» обменивался кошевой Гордиенко и с ханом крымским и со старшиной в Переволочной. Переволочная была по своему географическому положению важным стратегическим пунктом в том случае, если бы пришлось считаться с переходом запорожского войска или хотя бы некоторой части его на сторону изменников.
12-13 февраля началось внезапное, принявшее обширнейшие размеры, наводнение. Мы знаем из шведских источников, в какое трудное положение попали шведы, которых наводнение застало на берегах Коломака и которые оттуда взяли направление на Опошню. Наши документы уточняют: "О неприятеле доносил я вашей милости, — пишет Меншиков царю из Богодухова 22 февраля, — каким оной (неприятель. — Е. Т.) образом и с каким убытком бегучи до Опошни чрез 2 реки плыл". Но и действия русских были сильно затруднены: "Нам с сей стороны силными партеями неприятелю ничего чинить невозможно понеже воды кругом нас обошли". Меншиков стал в Богодухове, а генерала Ренне он отправил с четырьмя полками в Котельву, откуда шведы ушли, разорив крепость, но не успев выжечь дворы. Так все залито водой, а что не запито, так разорено, что и "нам движения никакова и знатного поиску над неприятелем чинить невозможно". Но очень большая разница была между положением шведов и положением русских. У Меншикова была возможность, хотя все "весьма голодно", "разложитца с конными и пехотным полками около сих мест (Богодухова. — Е. Т.) и около Харкова для лутчаго доволства в провианте". И князь надеется, что, поустроившись, все-таки можно будет "под неприятеля… легкие посылать партии хотя вплавь". [404]
404
Там же, л. 519. Из Богодухова, февраля 22 дня 1709 году. Документ в крайне ветхом состоянии, весь конец л. 520 утрачен.
Такие документальные свидетельства лучше всего иллюстрируют, до какой степени русское отступление не переставало быть активным, несмотря ни на какие трудности.
"Этот поход был очень тягостен для пехоты, которая была постоянно в воде, а равнина, по которой проходили, походила в некоторых местах на озеро… Особенно артиллерия встретилась с бесконечными трудностями на этой дороге, вследствие чего его величество приказал сжечь большое количество бесполезных телег, то есть тех, которыми войска пользуются для перевозки припасов", [405] — со скорбной иронией пишет Адлерфельд, подготовляя читателя к неприятному сообщению о битве под Рашевкой.
405
Adlerfеld G. Histoire militaire de Charles XII, t. III, p. 421–422.