Севернее Рая
Шрифт:
– Аудиенция окончена, ваше сиятельство, – в проеме показалась все та же старушонка и поманила Анну костлявым пальцем.
– Но как же… – девушке хотелось получить вразумительный ответ хотя бы на один свой вопрос, но язык будто бы онемел, и она послушно вышла наружу. В полном недоумении Анна оказалась на улице. Вернее сказать, выскочила из трактира как ошпаренная. Все произошло так быстро, ее фактически выставили за дверь! Еще никогда к Анне не относились столь пренебрежительно. Неужели Ольга Ивановна знает про Леона или Марию что-то еще? Тогда почему ничего не говорит? И что это за бумагу Трубецкая ей только что дала?
Княжну так и подмывало отойти куда-нибудь за угол и взглянуть хотя бы глазком, что там написано. Но Анна быстро одернула себя.
Пока Анна плутала по улицам, пытаясь вспомнить дорогу назад, заметно стемнело. Сумрачное небо пробивалось сквозь толщу задымленных облаков, а бледная луна освещала своим плоским диском не спящий город. Не обращая внимания на лужи, Анна, уже просто подаваясь интуиции, двинулась в сторону Театральной площади, по дороге проскочив несколько однотипных мостов с резными перилами, и села на маршрутку номер два. Примерно через полчаса девушка уже была на месте. Прохладный воздух заставил ее покрепче застегнуть куртку.
Сейчас Анна остановилась у одного из домов типичного спального района. Она поднялась по лестнице на пятый этаж, к квартире хранителя, приютившего ее у себя после посвящения. Быстро нащупав озябшими пальцами железный ключ, Анна открыла дверь. Княжне опять предстояло ночевать в этом чужом доме одной. Правда, совсем одинока девушка, конечно же, не была. Из кухни к ней выбежала, истерично виляя хвостом, лайка черного цвета.
– Что, рада меня видеть? – Анна стянула куртку и повесила ее на высокий крючок, прибитый в коридоре. – Я думала, что Ольга Ивановна расскажет мне, где сейчас находятся Мария или Леон. Но она только сказала, что на поиски сестры отправили хранителей. Как будто это и раньше было непонятно.
– Трубецкая – самая влиятельная женщина в городе, – проговорила лайка, чуть склонив голову набок. – Она знает все.
– Знает, но ничего не говорит.
– Не волнуйтесь, ваше высочество, я уполномочена проследить, чтобы вам не причинили вреда. Ольга Ивановна – член Совета. Если ей поручили позаботиться о вас, то так она и поступит.
– С твоих слов все просто, хранитель. Но время идет, Мария бесследно исчезла, Леон тоже пропал, а я все еще понятия не имею, что мне делать дальше, – потрепав Умку за ухом, Анна прошла в свою комнату и по привычке окинула придирчивым взглядом картину, которую она нарисовала на днях. На картине была изображена Мария, ее сестра-близнец. Она сидела за столиком для пикника у озера, которое находилось близ Меншиковского дворца. Было лето, такое жаркое, как случается в начале июля. На столе стоял букет только что собранных цветов, чайный сервиз и ваза с фруктами. Мария, томно прикрыв глаза, осматривала все это великолепие, скрывая свое лицо от солнца легким зонтиком. Анна вздохнула и накрыла картину белой простыней. Наконец-то она могла скинуть уличную одежду и залезть в теплую кровать. Только сейчас девушка осмелилась зажечь светильник и развернуть бумагу, что дала ей хозяйка трактира «Норд». Это был документ, в котором говорилось, что вместо Леонида Волховского, после достижения совершеннолетия и до заключения Анной брачного союза, опеку над ней берет на себя Ольга Ивановна Трубецкая. В конце свитка стоял ряд подписей шести глав совета, а так же подпись самой Трубецкой. А еще от него удивительно приятно пахло.
Глава 2
Сон о былом
Ночь за ночью Анне снится один и тот же сон. Он навязчиво повторяет события давно минувших дней, но каждый раз девушка чувствует, что она упускает что-то… Что-то очень важное. И именно поэтому княжна вынуждена пересматривать этот сон снова и снова.
Сначала Анне кажется, что она совсем одна и ее тело плавно движется в вечно холодной и непроглядной тьме. Но затем сотни… нет, тысячи маленьких звездочек загораются
Меншиковский дворец, прикрытый ворохом снега и возвышающийся над лабиринтом обмерзших веток живой изгороди, был для сестер всем, что они когда-либо видели. Казалось, время за высокой позолоченной оградой остановилось на девятнадцатом столетии и больше не продолжало свой ход.
– А это обязательно? – волосы Анны облепляют снежинки, а ресницы постепенно окрашиваются инеем. Девушка стоит в снегу, увязнув в нем по щиколотку. Княжна так продрогла, что ее не спасает даже плащ на меховой подкладке, в который она была укутана.
– Разумеется, Анна, – лицо Леона непроницаемо. Кажется, он более холоден, чем вся эта промозглая лесная глушь вокруг, на фоне которой молодой человек кажется черным пятном. – Через полгода вы с Марией станете совершеннолетними, а после посвящения сможете выйти в сущий мир, разве ты не хочешь этого?
– Ну конечно же хочу! Я так давно мечтаю увидеть сущий мир, хоть что-нибудь там, за оградами дворца… – девушка ежится. Среди столетних елей, которым совершенно нет дела до того, что происходит здесь, внизу, княжне было как-то неуютно.
– Тогда поторопись, – Леон смыкает руку в черных кожаных перчатках. Анна готова была поклясться, что услышала их скрип, когда ее наставник сжал пальцы.
А затем она различает тяжелое дыхание, топот, хруст снега и утробное рычание. Княжна уже знает, что это они. Девушка поднимает покрасневшие ладони и напрягается. Руки дрожат, и оттого ей еще труднее держать их вместе. Вдруг она чувствует характерный хлопок и видит, как сквозь треснувшую материю окружающего пространства над ее руками рождается сфера. Эта маленькая, еще не оформившаяся вселенная сияет синим, зеленым, фиолетовым и красным цветом. Она бурлит маленькими звездочками и искрится в руках девушки.
Анна поднимает глаза. Из-за спины Леона, прямо на нее, огибая массивные стволы деревьев, бегут две борзые, оскалившие зубы. Будто они на охоте, а Анне в этой игре остается всего лишь ждать участи жертвы. Сбившееся дыхание, скачок за скачком, они были все ближе и ближе, пока…
– Стойте! – рука Леона взмывает вверх, когда собаки оказываются на одном с ним уровне. Те замирают, как только раздается голос их хозяина. – Подойди, Анна, – приказывает Леон, кивнув княжне. Девушка делает пару шагов вперед и останавливается, подавляя в себе рвотный позыв. У одной из собак сквозь шерсть пробивается вторая голова размером с кулак, а у другой на морде – три пары глаз, что вылупились на Анну своими бегающими зрачками. – Можешь начинать, они тебя не тронут, – спокойно произносит молодой человек.
Девушка тяжело вздыхает и приседает на корточки прямо напротив борзых, что выгибают дугой спины и тихо рычат, но не двигаются с места. Медленно, содрогаясь внутри себя каждой клеточкой тела, она разъединяет ладони, а вместе с ними разделяется и сфера, которая клубится и живет отдельно от всего мира.
В книжках все это выглядит гораздо проще. В книжках ты видишь только деформировавшиеся органы, скрюченные тела и заметки Леона, что выцвели уже очень давно, но до сих пор пахнут коньяком, что тот когда-то пролил на них. Да, ты различаешь его угловатый почерк в тетрадях, кучу помарок, клякс и перечеркнутых с сотню раз предложений. Ты даже можешь найти вырванные листы из учебников, которые Бог знает где взял твой наставник. Но самое главное, ты воочию не наблюдаешь того, над чем он работал. Все эти банки, склянки с существами, что стояли в кабинете Леона, куда, к слову, сестрам нельзя было заходить, не передавали даже толики того, что сейчас наблюдала княжна собственными глазами. Все знания, записанные в его толстых черных тетрадях о тех, чьего названия Анна даже не знала, вмиг улетучиваются из головы девушки. Остается только желание доказать, что она может это сделать.