Севернее Рая

Дубровская Марианна

Дверь распахнулась.

Глава 4

Заседание Совета

Анна никогда не видела раньше Гатчинского дворца. Девушка знала, что, по словам Саши, заседания Совета каждый раз проходили здесь, но до того, как княжна попала в сущий мир, она не достаточно хорошо понимала, насколько Совет был на самом деле масштабной религиозной организацией, распространившейся по всему миру. Удобно, не правда ли?

Как уже можно было догадаться, прежде Анна не принимала участия в заседаниях, хотя по праву рождения имела на это все основания. Пусть в действительности в руках Совета заключалась вся полнота власти, даже руководство над главами государств, так или иначе, Анна была важной его частью. Казалось бы, нет места более спокойного и защищенного, чем то, где заседает высшая совещательная и единственно существующая магистратура Петербурга. Но это мнение оказалось ошибочным. Несмотря на пробелы в своих

знаниях о сущем мире, девушка предполагала, что все должно выглядеть именно так. Вот большая зала в стиле традиционного русского классицизма, выполненная в бежевых и золотистых тонах, с вытянутыми окнами, что простирались до самого потолка. А еще массивная хрустальная люстра, нависавшая над рядами кресел. Те, что были посреди зала, предназначались для семи глав Совета. За ними ряды стульев, что торчали зубчиками поодаль. Здесь должны были располагаться все новоприбывшие. Они мягко проходили сквозь еле заметный морок, нависший над стенами и прятавший Совет от любопытных людских глаз.

По своему обыкновению, члены Совета предпочитали скрывать лица за светлыми мантиями с капюшонами, расшитыми золочеными словами из Священного Писания. Все эти люди – патриархи и епископы, что вершат судьбы не только простых смертных, но и хранителей, как светлых, так и темных. Удивительно, но сегодня собралось несколько десятков людей, желавших разобраться во всем произошедшем. Скорее всего, это были все, кто уцелел. Они рассаживались по своим местам, не издавая ни звука. Медленно и чинно семь глав заняли отведенные им места и сняли капюшоны, чтобы каждый желающий мог хорошо их разглядеть. Каждый из семи – потомок одной из древнейших семей, что передают свои полномочия из поколения в поколение. Ведь именно тут всегда принимались самые важные решения. Умка деловито запрыгнула на один из стульев в последнем ряду и подобрала под себя хвост.

– Вон там Владимир, председатель Совета, подойди к нему, – Саша кивком указала Анне на мужчину с седыми усами, а сама села рядом с лайкой.

– А, великая княжна Анна Романова! Вы так прекрасны и юны, госпожа, храни вас Бог! – председатель поцеловал руку девушки в знак приветствия и тут же отошел на почтительное расстояние. – Мы рады, что вы прибыли на заседание Совета, Анна. Это во многом облегчит нашу миссию, – он коротко кивнул и жестом руки предложил Анне сесть в кресло подле себя.

– Благодарю за теплый прием, председатель. Буду рада помочь вам всем, что в моих силах, – ответила княжна мужчине. Пусть Владимир и говорил так, как будто у девушки был выбор, но на самом деле отказаться от приглашения Совета она просто не могла. Анна, статно распрямив спину, опустилась на край кресла и разгладила на легкой юбке невидимой складочку. Она нервничала и с досадой понимала, что ей снова предстоит быть в центре пристального внимания Совета, как и во время посвящения, но она также прекрасно осознавала, что обязана представлять интересы своей семьи, как самая старшая из сестёр. Видимо, пора бы уже свыкнуться с этой мыслью, ведь, кроме них, никто другой не мог занять место среди этих людей. Оно и так пустовало уже слишком долго. Все это время главой Совета был Владимир Олегович Курбатов, который, как говорил Леон, слишком крепко держал власть, чтобы уступить кому-нибудь свое место. Ольга Ивановна Трубецкая – его правая рука. Та, что изначально не пожелала прятать своего лица за капюшоном. Ее парадный плащ был аккуратно сложен и покоился на коленях, тогда как сама Ольга Ивановна восседала в светлом парчовом платье с богатой отделкой, высоко вздернув свой волевой подбородок. Возле нее прикорнул толстый и обрюзгший женоненавистник – Георгий Павлович Верещагин, а прямо рядом с ним, должно быть, расположился Лев Данилович Чернышев, вечный соперник Владимира, который разговаривал на полутонах с двумя дамами: молоденькой Елизаветой Федоровной Голицыной и Натальей Михайловной Бестужевой, что, скорее, походила на иссохшую мумию, чем на человека. Анна пробежала глазами по залу, но вместо того, чтобы изучать фигуры присутствовавших, ее взгляд цепился за фотографию в рамке, что стояла на камине. На фото были изображены четыре девушки. Те самые, которых она видела на картине в день посвящения, правда тогда с ними еще был маленький мальчик.

– Мы собрались здесь сегодня по воле Господа нашего, – громогласно начал председатель Владимир, выйдя на середину зала и прервав все разговоры, – чтобы провести экстренное собрание Совета. Три дня назад произошло нечто греховное, нечто ужасное. Каждый из вас присутствовал там и знает, о чем я говорю. И, чтобы разобраться во всех мрачных деталях того вечера и наказать еретиков, предавших волю Бога, я попросил наших добросовестных хранителей из Братства пригласить на заседание чудом уцелевшую княжну – Анну Романову, – Владимир повернулся к девушке, изучив ее растерянное лицо проницательным взглядом выцветших желтовато-карих глаз. И Анна почувствовала, как вслед за ним на нее устремились все взоры в этом зале. – Что вы помните о той ночи, дитя? Покажите же всем, и пусть Бог будет милостив к нам.

Анна

опешила. Она и не думала, что председатель так быстро перейдет к действиям, хотя и предполагала, что Совет пожелал видеть ее на заседании не просто так. В растерянности княжна озиралась по сторонам и буквально уперлась взглядом в Ольгу Ивановну. Трубецкая сидела к ней боком, так что Анна могла разглядеть только ее выразительный профиль. Хозяйка трактира повернула голову и посмотрела на девушку заинтересованным взглядом, будто ожидала от нее чего-то.

Но чего? Неужто Трубецкая была в курсе планов Владимира? В таком случае, она могла бы предупредить о них Анну, раз уж решила стать опекуном княжны. Председатель хотел, чтобы Анна показала то, что она видела. Не рассказала, а именно дала всем им возможность взглянуть на происходящее ее собственными глазами. Анна знала, что это значит. Но, возможно, так даже лучше, княжне хотя бы не придется говорить высокопарную речь, которую все равно никто не станет слушать. И, быть может после этого, Совет увидит картину в целом. Анна медленно поднесла пальцы к вискам. Открыть свои воспоминания такому количеству людей совсем не просто, потому как раньше гостей всегда было не больше двух. Так странно было позволить каждому из них зайти в ее сознание. Это чувство похоже на десятки невидимых нитей, которые тянутся к мыслям Анны, и каждая из них была осязаема, каждая нить жаждала получить свои ответы. Анна физически чувствовала, как лихорадочно метались ее глаза под плотно сомкнутыми веками.

И вот они там, в событиях трехдневной давности…

…Анна стоит у огромной парадной лестницы Зимнего Дворца и тщательно скрывает от горничной приступы дрожи, которые накатывают на нее один за другим. Все здесь донельзя прекрасно. Еще красивее, чем дома, в Меншиковском дворце. Внешний фасад здания украшают скульптуры, что возвышаются на фоне нежно-голубых стен с вкраплениями белоснежных рам. А от великолепия убранства просто захватывает дух. Вокруг пустынно и совсем нет людей, даже сторожи дворца не могут увидеть гостей сегодняшнего мероприятия, чье присутствие скрывает морок своей легкой пеленой. Анна нервно сглатывает, перебирая рукой рюши на длинном рукаве платья, в которое ее облачили этим вечером. Оно в действительности похоже на наряд особы царских кровей, но Анна все еще не уверена, что носить такое ей под стать. Их с Марией платья всегда были легкими и довольно элегантными, но она не привыкла к такому обилию дополнительного кринолина, обручей и юбок, в которых можно запутаться. Корсет жмет, плотно стягивая ребра, и не дает дышать полной грудью, на которой вздымается массивный золотой крест. Волнистые волосы уложены на макушке в высокую прическу, а длинная вуаль, которая призвана скрыть лицо Анны во время посвящения, оттягивает голову назад. В остальном – платье действительно идеально сидит на ней. Молочного цвета, отороченное кружевами и оборками, оно полностью расшито бисером и маленькими сверкающими фионитами. Анна отрывает взгляд от своей юбки и слегка прибирает ее руками, чтобы не запутаться в подоле. А затем, запрокинув голову назад, рассматривает фрески на колоннах и расписной сводчатый потолок.

Значит, вот он какой – дворец царской семьи. Дворец, в котором когда-то жили их с Марией предки. Интересно, какого это, видеть каждый день великолепие его залов? В тот момент Анна подумала, что может упасть в обморок в любую секунду от разрывающих душу впечатлений и эмоций. К тому же ее беспокоило и то, что с утра этого дня у нее не было возможности увидеться с Марией, а Леон вообще не мог присутствовать на посвящении. Но как же княжне хочется поговорить с ними, поделиться мыслями и обсудить происходящее.

– Госпожа, посвящение скоро начнется, пожалуйста, пройдите в главный зал, – участливо произносит горничная, которая сегодня была с ней с самого утра и до позднего вечера. Она доброжелательно улыбается княжне и приседает в реверансе.

– Да, конечно. Благодарю, – Анна пытается выдавить вежливую улыбку в ответ, но только шумно выдыхает воздух. Она делает шаг, потом еще один, и каждый из них с гулом отдается вслед, будто бы даже стены дворца знают, что это ее первые шаги в сущем мире. В этих бесконечных коридорах из-под тяжелых золоченых рам на Анну смотрят люди, которых уже давно нет в живых. Смотрят изучающе, как будто пытаются понять, что она на самом деле из себя представляет. Княжна минует комнату в синих тонах и замирает подле одной, очень маленькой, по сравнению с остальными, картиной: четыре девушки и мальчик в парадных одеждах с красными атласными лентами, а головы девушек украшены очаровательными диадемами.

– Вы находитесь в будуаре княгини Марии Николаевны, тезки вашей сестры. На этой фотографии она сама, ее сестры и брат. Здесь вы можете увидеть письменный стол, софу для отдыха и ее любимые мягкие кресла. Мы стараемся поддерживать убранство в том виде, в котором оно было оставлено до того, как Мария Александровна погибла, – скромно подает голос горничная из-за плеча Анны. – Простите, госпожа, но вам нужно поторопиться, – напоминает она и, после утвердительного кивка девушки, двигается следом за ней, почтенно склонив голову.