Северное сияние (сборник)
Шрифт:
— Но у вас бизнес... Неужели какие-то пятьсот долларов... На две недели... Даже меньше — четыреста восемнадцать... Мне этого хватит...
У него сел голос. Кажется, впервые в жизни он говорил таким просительным, умоляющим тоном.
— Александр Наумович... К сожалению... У меня сейчас нет свободных денег... Все деньги вложены в дело, таков закон бизнеса...
Он дал ей выговориться, простился и положил трубку.
17
Меньше всего в тот день ему хотелось вновь испытывать судьбу, кому-то звонить... Но и откладывать он был не вправе,
Александр Наумович несколько раз набирал его номер и, в ожидании, когда поднимут трубку, ощупывал кончиком языка мостик в глубине рта — чудо протезного искусства, на которое во всем городе способен был только Арон Львович: в связи с давним дефектом челюсти у Александра Наумовича за мостик никто не брался... Но помимо зубопротезных дел еще кое-что, и не в меньшей степени, сближало их, а именно — книги по еврейской истории. Арон Львович собирал их чуть ли не всю жизнь и давал читать лишь особо доверенным людям...
Он упорно, с небольшими перерывами давил на телефонные кнопки, но прошло не меньше часа, пока в трубке зарокотал раскатистый баритон, хорошо знакомый Александру Наумовичу:
— Это вы, дорогой?.. Что же вы не едете?.. Я вас жду!..
— Как бы не так, — возразил Александр Наумович, радуясь тому, что Арон Львович наконец отозвался, — к вам не то что ехать — дозвониться невозможно...
— А какой нынче день?.. — зарокотала трубка.
— День? — У Александра Наумовича все спуталось, перемешалось в голове — день, число...
— Что с вами, дорогой?.. Сегодня суббота. И потом — вы смотрели в окно на небо?..
— Нет, — сказал Александр Наумович, обескураженный началом разговора, похожем на неуклюжий розыгрыш. — Я не выглядывал в окно и не смотрел на небо, — нервы у него были напряжены, ему было не до шуток. — А что случилось?
— А случилось то, дорогой мой друг, — выдержав небольшую, но многозначительную паузу, проговорил Арон Львович, — случилось то, что по субботам теперь я не поднимаю трубки до первой звезды, а она появилась на небе три-четыре минуты назад...
Голос его звучал наставительно, чего не было раньше.
— М-м-м... Вы это серьезно?..
— Абсолютно. Я считаю, каждый из нас хоть напоследок обязан стать евреем... — В тоне, каким это было сказано, Александр Наумович почувствовал явный упрек. — Ну, а как вы сами?.. Что поделывали все это время?.. — Видно, в связи с молчанием Александра Наумовича Арон Львович ощутил некоторую неловкость и смягчился.
Он слушал рассказ о городе, о стране, которую покинул шесть или семь лет назад, без особенного интереса, скорее из вежливости. Впрочем, ему было уже хорошо за семьдесят, мало ли на что были нацелены его мысли...
— Послушайте, вы должны приехать к нам в синагогу... Приехать и выступить, рассказать о вашей книге... Мы соберем деньги и вы ее издадите за счет синагоги... Почему нет?..
Сердце так сильно застучало, заколотилось в груди у Александра Львовича, что он попросил извинения, положил трубку, нацедил из крана полную чашку воды, выпил и взялся за трубку снова.
— И вы полагаете, — переспросил он, — что это реально?..
— Что — приехать в синагогу?..
— Издать книгу... Мою книгу...
— Почему нет?.. У нас богатая синагога, богатые люди ей много жертвуют... Это Америка, здесь так принято... Кстати, как, вы высказали, называется ваша книга?
— "Все люди — братья”.
— Как-как?
— “Все люди — братья”, — повторил Александр Наумович.
— Послушайте, вы же вначале сказали: “Все евреи — братья”!..
— Нет, не так... “Все люди...”
— Да, но тогда причем тут евреи?..
— Как это — причем, Арон Львович?.. “Все люди..”, то есть и евреи тоже...
— Ну, нет, дорогой мой, евреи — это вам не “тоже”... Вы ведь читали Тору?.. Когда-то я вам давал...
— Да, — сказал Александр Наумович, с одной стороны продолжая думать про кота, Animal clinic и пятьсот (по крайней мере — четыреста восемнадцать) долларов, но с другой — не в силах удержаться, поскольку речь шла о его книге, — да, я читал Тору — и что же? Разве Исаак не был братом Измаила, а Сим — братом Хама и Яфета?.. Но дело в конце концов не в этом...
— Как раз в этом, дорогой мой, как раз в этом... Выходит, я ослышался... Виноват... Но “все люди”... Нет, для нас это не подходит...
— Ну, что же, — сказал Александр Наумович, — так и быть... Обойдусь как-нибудь (... без вашей синагоги, — чуть не сорвалось у него, но он смолчал).
— Но вы не обижайтесь, — сказал Арон Львович.
— А я не обижаюсь, — сказал Александр Наумович, в досаде на себя за нелепую, вспыхнувшую было надежду.
— Вы не обижайтесь, дорогой вы мой, — повторил Арон Львович и в голосе у него проступила виноватая хрипотца, — но мне запомнилось, как я ставил вам когда-то протез и как вы мне кое-что при этом рассказывали... Про то, каким образом вам сломали челюсть... Вы сами об этом тоже, конечно, помните?.. Да или нет?..
— Да, — нехотя подтвердил Александра Наумович, — помню... — На улице уже стемнело, жидкий свет уличных фонарей вливался в окно. Александр Наумович не поднимался, не включал электричества.
— Как-то раз на улице к вам подошла пьяная компания, один из пьянчуг обозвал вас жидом и ударил так, что вы света божьего не взвидели, упали, а потом, обливаясь кровью, еле добрались до своего студенческого общежития... Шел 1953 год... Так или нет?... Или меня подвела память, я что-нибудь путаю?..