Северные амуры
Шрифт:
— Дитя мое, отец говорит правду, — робко заметила Сажида. — Аллаху будет угодна твоя женитьба.
Ильмурза повертел плечами, чтобы мундир плотнее облегал его расплывшееся тело.
— Жена, идет мне военная форма?
— Идет, очень идет, атахы, — поспешно рассыпалась в похвалах Сажида. — Батыр! Красавец батыр!
— Приходи на смотр, — бросил сыну Ильмурза и вышел.
— Приду, — вздохнул Кахым и захлопнул книгу.
За воротами старшину поджидали писарь и сотники.
— Как, все в
— Давно в сборе, ждут, господин старшина!
Подали тарантас, кони раскормленные, холеные, гривы расчесанные.
Однако старшина возжелал прогуляться-промяться по главной улице аула, чтобы жители полюбовались своим начальником — важным турэ, его мундиром и бравой выправкой.
Шагал медленно, чинно, наслаждаясь тем, что стоявшие у домов старики, женщины низко кланялись. Большой турэ! Сам себе голова! Полноправный хозяин юрта!..
Идет, горделиво выкатив грудь колесом, а позади почтительная свита.
На пустыре, за аулом выстроились верхоконные джигиты. Махальные подняли пики с привязанными к копьям полотнищами, громко скомандовал есаул, сотники поскакали вдоль строя.
Ильмурза решил, что выходить пешком к джигитам — недостойно и чина, и звания, и должности старшины, по мановению руки ему подвели высокого раскормленного коня. Есаул, увидев, что старшина в седле, зычно скомандовал:
— Смирно-о-о!.. — И, подъехав к начальнику, бойко отрапортовал: — Господин старшина, две сотни башкирского казачьего войска выстроены.
Ильмурза помедлил для солидности, затем внятно, отчетливо сказал:
— Здорово, молодцы!
В ответ грянуло дружное:
— Ура-а-а!..
Старшина ехал вдоль строя в сопровождении есаула и сотников, внимательно рассматривал джигитов. Они в военных доспехах, как средневековые батыры: в кольчугах, панцирях, за спиною лук, в колчане стрелы, на поясе сабля и кинжал; у иных — копья. Лошади башкирской породы — низкие, но выносливые.
По обеим сторонам пустыря столпились женщины, старики, дети, молчаливо наблюдая за церемониалом смотра и с замиранием сердца ожидая, уж не объявят ли, чего доброго, что началась война…
Завершив объезд, Ильмурза обернулся к есаулу:
— Расскажи джигитам о приказах генерал-губернатора.
— Да они все знают, господин старшина.
— Повторенье — мать ученья. Говори!
Заунывно, словно муэдзин с минарета, есаул прокричал, что джигит башкирского казачьего войска, призываемый на действительную службу, должен иметь собственное оружие и двух лошадей; доставку им провизии обеспечивает население юрта.
— На каждого уходящего в армию мы должны собрать с жителей вспомоществования по четыре рубля пять копеек.
«До чего точно подсчитали: пять копеек! — хмуро сказал себе стоявший в толпе Кахым. — Прав Буранбай:
— Все ли поняли господина есаула? Может, нужны разъяснения? — спросил Ильмурза.
— Мне нужно разъяснение! — поднялся на стременах десятник Азамат.
— Слушаю.
— Джигитам непонятно, господин старшина, как же это так — мы несем линейную службу на кордоне с половины мая до половины ноября. Сейчас глубокая осень… Зачем собрали наши две сотни? Или уходим в поход?
— Ты, Азамат, всегда забегаешь вперед! — рассердился Ильмурза. — Что за нетерпеливый характер! Башкирское казачье войско должно быть постоянно в полной боевой готовности.
— Чего ж тут не понять?! — И Азамат дерзко выпятил рыжие усики.
— Значит, молчи. Молчи-и-и! — Ильмурза погладил бороду. — У кого еще есть вопросы? Нету? Значит, слушайте.
Все — джигиты и жители — затаили дыхание.
— Господин генерал-губернатор князь Волконский собирал в Оренбурге начальников кантонов. Вчера господин Бурангул вызвал и меня в кантон… На границе неспокойно. Французский царь Наполеон опять замышляет недоброе. Оттого четырнадцать башкирских полков не вернулись домой — стоят в Польше. Значит, еще отправят туда полк из пяти сотен. Набор на этот раз небольшой — от нашего юрта уйдут всего восемнадцать конников. Пока! — многозначительно сказал Ильмурза.
Женщины подле Кахыма заголосили, завопили.
— Тиха-а-а! — рявкнул Ильмурза, вздыбив бороденку. — Не две сотни, а всего восемнадцать! Ревут, как перед Страшным судом!
Кахым услышал, как невесело усмехнулся джигит в строю:
— На этот раз очередь моя!
— Да, твоя, — согласились его соседи.
— Вернусь ли живым?
— Э-э, милый, война вспыхнет, так и мы тебя догоним! — успокоили приятели. — И не то что две — три сотни уйдут из юрта, четыре!
На рассвете призывники в конном строю ушли в Оренбург.
8
Пасмурным слякотным днем 1806 года на Пятую дистанцию нежданно-негаданно нагрянул князь Волконский. Начальник дистанции Буранбай Кутусов отрапортовал, что на границе спокойно, извинился, что генерал-губернатора не встретили барабанным боем и почетным караулом и этим грубо нарушили воинский церемониал.
— Не надо, есаул, не надо! — отмахнулся князь. — Не в гости приехал! — Со старческим кряхтеньем и оханьем он слез с седла. — Дорога — дрянь. Грязища непролазная. Как-никак, ноябрь на носу… Устал! Где мне переночевать, голубчик?