Шрифт:
Сборник «Северные рассказы» талантливого уральского писателя Анатолия Матвеевича Климова (р. в 1910 г. — ум. в 1945 г.), автора популярных книг — «Мы из Игарки», «Урал — земля золотая» и «Твои сверстники» — состоит из оригинальных произведений, написанных на малоразработанную и актуальную тему — о людях и природе Крайнего Севера.
Большая часть этих произведений написана в начальный период творческой деятельности А. М. Климова.
В книге два отдела.
В первый включены произведения, описывающие дореволюционный и послеоктябрьский периоды в жизни северных народов, а также рассказы о гражданской войне на Севере; второй самостоятельный раздел представляют рассказы о советских полярных летчиках и зимовщиках.
А.
СЕВЕРНЫЕ РАССКАЗЫ
ЧЕЛЯБИНСКОЕ ОБЛАСТНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
1950
Сборник «Северные рассказы» талантливого уральского писателя Анатолия Матвеевича Климова (р. в 1910 г. — ум. в 1945 г.), автора популярных книг — «Мы из Игарки», «Урал — земля золотая» и «Твои сверстники» — состоит из оригинальных произведений, написанных на малоразработанную и актуальную тему — о людях и природе Крайнего Севера.
Большая часть этих произведений написана в начальный период творческой деятельности А. М. Климова.
В книге два отдела.
В первый включены произведения, описывающие дореволюционный и послеоктябрьский периоды в жизни северных народов, а также рассказы о гражданской войне на Севере; второй самостоятельный раздел представляют рассказы о советских полярных летчиках и зимовщиках.
ИЗ ЖИЗНИ НАРОДОВ СЕВЕРА
1
В первом году царствования Николая I (в 1825 году), когда еще не заглохли отзвуки восстания декабристов в Санкт-Петербурге, вспыхнуло на Северном Ямале вооруженное восстание среди угнетенных ясаком (оброком) и бесправием народов Севера. Восстанием руководил Ваули Пиеттомин, ненец Низовской тундры реки Таза. Ваули восстал не только против царской колонизации, но и против экономической кабалы местных богатеев, верхушки родовой знати — князей, шаманов.
Первое восстание Ваули поднял в 1825 году. С помощью и поддержкой тазовской тундровой бедноты он разорял богатых, отбирал у них стада оленей и полностью раздавал в бедняцкие чумы. Спустя четырнадцать лет (в 1839 г.) он был предан богатыми соплеменниками и сослан в самую отдаленную, глухую часть Сургутского посада.
Через два месяца со своим единомышленником, лучшим другом и помощником Майри Ходакам — Пиеттомин сбежал из Сургутской тайги снова в просторы снегов реки Таз.
В январе 1841 года (14 января) он собрал около себя 400 чумов ненецкой и хантэйской бедноты и двинулся походом на Обдору. Как заявил Ваули на допросах, он рассчитывал обложить городец, взять его, разрушить церковь, отобрать все у богатых русских, уничтожить «царских слуг», а остальных отпустить в Россию.
Подкупленный предательской «дружбой» купца Нечаевского, он был снова схвачен.
По косноязычным «доносам» дьяков, хранящимся в Тобольском государственном архиве, «бунтовщик» был сослан куда-то в Восточную Сибирь, но о его судьбе на каторжных работах нет никаких данных. Старики до сих пор поют о нем — народном национальном герое — волнующие песни-сказки (Автор).
ГЛАВА 1
Весть!..
Она пришла неожиданно и быстро полонила всю Ямальскую тундру от Енисея до Уральского камня. Ни ветры, ни пурги многодневные, заносные и колючие, ни долгая темень полярной ночи, ни бездорожье безмолвного снега, ни древние курганы предков и старых тадибеев-шаманов Конца Земли — не смогли удержать ее у себя и упрятать. Они не в силах были схоронить ее под снегом, не сумели запутать в лабиринтах звериных следов, безымянных речушек, взгорий и в урочищах лесотундры...
Весть неслась по тундре:
Дряхлые от времени шаманы — глашатаи бога Нума, хитрые и желчные старейшины родов — правители и законники пытались украсть ее у снегов. Они прятали ее у себя в просторных, теплых, обильных женами и песцами чумах, глушили и перевирали. Но весть неслась все дальше и дальше, властвуя, ликуя и побеждая своею правдой косноязычность и ложь богатых князей... Она неслась на легких ездовых нартах за четверкой стремительных, подобных порыву ветра, оленей, искала дорог на лыжах и из уст в уста, из чума в чум, из стойбища в родовые станы, плескалась над снегами.
Весть!..
В истерзанном ветрами жилище Нырмы Тырово властвовал холод. Сам хозяин чума лежал умирающий на ветхих шкурках ногами к огню. Всю жизнь, долгую жизненную тропу Нырма пас чужих оленей и не видел счастья. Горе постоянно сопутствовало ему... Тырово умирал.
Вокруг костра сидели его пять сыновей. В бабьем углу безмолвно ютилась жена, выплакавшая все свои слезы. Умирающий говорил:
— Вы слушали, мужчины, голос снегов? Весть пришла ли к вашему огню?
Сыновья молча кивнули головами.
— Мои дети, говорю вам, — идите на зов! Идите на Таз, уходите дальше от царских людей, купцов и русских шаманов с их лживыми и такими же мертвыми, как и наши, богами! Ступайте к нему, сыновья. Он — истина. Он — правда. Бегите к нему от несчастий, от горя и нищеты. — Нырма закашлялся...
Старик был слаб и немощен. Удивительным казалось, что он еще живет. Только глаза у него иногда вспыхивали внутренним стремлением и упорством — жить! Он знал, что умирает, и старому Тырово было тяжело. Жаль было умирать именно теперь, когда в тундру пришла эта весть о герое, освобождающем его народ. Пришла правда, которую он так безуспешно выслеживал всю свою жизнь.
— Скоро Нум позовет меня к себе и я уйду. Князя белых оленей — лютого Ваську Сэротетто, который избил меня и отнял жизнь за пять потерянных в пургу важенок, я отдаю вам, сыновья. Он — несчастье нашего рода... Идите, мужчины, по дороге того ненца с Таза... Идите...
И старик умер.
Десять упряжек лежали уже у чума беднейшего в роду Пыеда, но новые все еще продолжали прибывать. Пыеда Оковой встречал гостей с мороза и тряски. Пламя костра высоко лизало дымную темноту чума. Два десятка ненцев в разных позах и положениях разместились у тепла. Трубка мира, мудрости и единомыслия беспрерывно переходила из рук в руки...
— Сказывали ненцы: он сзывает к себе всех бедных и дает им оленей богатых... — перекрикивая других, сообщал Порунгуй Хэвко, батрак князя Мессовской тундры Мочидомо Хороля.
— Он разоряет богатых и ничего не несет к себе в чум — все отдает бедным, — добавляет Тер Хэлло.
— Говорит: платить ясак царям, попам и князцам не надо...
— Товаров, сахару, жиру, калача, и медных вещей будут давать много-много за шкуру зверя...
— С каждого охотника, умеющего стрелять из лука, будут брать не двух, а одного белого песца...
— Работник у богатого будет у него в чуме жить, есть много будет, за работу оленей получать будет...
...Говорили все.
Трубка мира и мудрости много раз заново наполнялась и обходила сидящих вновь и вновь. Выкрики, говор, возбужденные восклицания слились в один дышащий надеждами и гневом крик. И над всем этим носилось гневное, но простое, ласковое и суровое, близкое, но и далекое имя:
— Ваули...
— Вавля...
— Пиеттомин...
Крики вместе с дымом вырывались в дымоход чума и хороводились вокруг в морозном застое. Потом вдруг налетал ветер и уносил в снега, в незнаемые просторы — не обхоженные, не объезженные — ликующую весть и простое имя: