Северный гамбит
Шрифт:
— Мазур, связь! Земля, отправляем посылку на катере, мы следом, так же. Встречайте. Как увидите, отчалит — давайте оркестр!
Катер отходит — кроме женщин там Рябой и двое «пираний». Немцы сначала не стреляют, зная про свои плавсредства здесь, а может, ловцы что-то увидели на реке? А после им уже не до того. Воют снаряды, и оба «шверпункта» становятся похожими на кратеры вулканов — если не было целеуказания, огонь по заранее обговоренным целям. А от нашего берега отрываются два полуглиссера, волоча за собой хвосты дымовой завесы, у середины реки как замыкают наш катер в клещи, один слева, другой справа, и там уже ничего не видно.
Я и Валька хватаем «винторезы», Влад с «пираньями» кидает в катер снаряжение. Немцев до взвода, идут развернувшись в цепь, не слишком спеша. Всё ж темнота, ПНВ и связь — великая вещь, ну не могли фрицы так быстро в обстановке разобраться, где свои, где чужие, ну, а нам минуту бы выиграть, и всё. Да, а поляки где? Смылись? Решили, у русских своя война, у панов своя? А вот что мне резко не нравится, позади и левее наступающих фрицев быстро приближаются фары, и кажется, слышен лязг гусениц — танки? Немцы решили, что мы высадили десант? Ладно, пока они до нас дойдут… А вот этих, пеших, надо придержать. Присматриваюсь к цепи, ищу офицера. Да, чем хорош «винторез» — на ста метрах уверенно попадаешь в голову, не выдавая себя ни звуком, ни вспышкой.
— Влад, скоро?
— Еще одну «миногу» сейчас извлечем и один ИДА — и можно валить.
Жаба, жаба… Если бросить всё к чертям, можно было уже… В 2012 году так бы и сделали, а сейчас где мы буксировщики и аппараты замкнутого цикла возьмем? А ведь дело это у нас не последнее, впереди еще Одер, а за ним и Рейн, и Сена, и моря-океаны. И черт знает, до чего додумаются немцы, если наше снаряжение извлекут. Ну акваланги образца 1943-го — это ладно. Выпутаемся, не впервой! И счет свой до трехсот доведу.
И тут впереди нас, правее метров на полсотни, начинает бить пулемет. Но не по нам, а по немцам! И два автомата поддерживают — а вот это зря, только позицию свою выдают, стреляют не прицельно, а «в направлении». Поляки не ушли, это у них пулемет был, снятый с машины у складов. Фрицы залегают, открывают огонь — и перебежками вперед; сейчас сблизятся и гранатами забросают пшеков! Так, а мы на что — хорошо снайперу под такой фон работать, никто не заметит!
Офицеры, унтера, пулеметчики. И еще те, кто больше всех геройствует. Чтобы не осталось среди вас пассионарных — тех, кто может встать под огнем и вперед шагнуть, если надо, за идею. Это не просто агрессивность, не злость — гопник агрессивен, кто спорит, вот только не встанет он там, где могут убить. Пусть среди вас не будет героев, одни лишь разумные, осторожные — да, в прежних войнах было честнее и справедливее, лучшие как раз выживали, но теперь иные правила. Чтобы ГДР после была верным союзником, не нужен излишек пассионариев, легче управлять такими, как французы: «Пусть лучше нас завоюют, чем новый Верден».
Взвод не пытается больше наступать, потеряв половину, а то и больше. Лежит, стреляет по вспышкам от поляков. Пшеки, отходите же, хватит! Вам до подземелья отсюда метров двести, и это если вас не отрежут огнем и сумеете быстро найти место! Фары ближе, теперь я вижу: это не танки и не машины, а полугусеничные БТРы, целая мотопехотная рота! Сейчас здесь будет очень жарко! Голос Влада в наушнике:
— Всё готово, отходите!
Ладно, надеюсь, поляки поймут, что им
— Ходу!
Это удачно, что катер между баржами приткнулся, немцы с берега нас увидели, только когда мы уже на чистую воду выскочили и скорость набрали. Всего одна очередь вслед и по воде, а через полминуты мы уже в дыму. А на берегу уже много пулеметов стреляют, мотопехота вступила в бой. Ну, польские товарищи, если у вас соображения не хватило отойти, я вам искренне не завидую! Хотя вы хорошо прикрыли наш отход. Правда, подозреваю, что фрицев вы убили — по пальцам одной руки сосчитать.
— Ну, командир, ты даешь! — говорит Валька. — За животное рисковал!
— Спецназ своих не бросает, — отвечаю, поглаживая мурчащего кота. — Он же нам помог? Ты представь, мы бы отвалили, а он плыл за нами, пока сил хватило, и утонул — все ж Висла не для кошачьих лап! Неправильно бы это вышло, да и времени была секунда всего, тьфу. А как он вообще на берегу оказался? Я думал, его старшая взяла…
— Так не усидел, — ответил Мазур, — вырвался — и ходу. Он тех боялся, а к тебе шел — чуял, что запах другой. Местные, наверное, собак и кошек ели — а он, похоже, домашний, хотел хозяина найти, вот и нашел.
Ну и ладно, пойдешь с нами, серый-хвостатый, не обеднеем. И не обидим, будешь при кухне обитать. Всё какая-то память о доме.
На наш берег прибыли без происшествий. Почти в то же самое место, откуда отправлялись.
— Стой, кто идет?
— Осназ! Боец, проводи к командиру, — и этим командиром оказался тот самый пехотный майор, что нас провожал:
— Всё в порядке, те ваши уже прибыли. А у вас все целы, даже не ранен никто, и задание выполнили, и фрицев до полуроты положили — ну вы везучие, черти!
— Не везучие, а умелые, тащ майор.
Затем появился наш Гаврилов и отправил заслуженно отдыхать.
— Слушай, а кого это мы вытаскивали?
Мда, оказывается, старшая, Хелена Рокоссовская, сестра нашего маршала. В нашей истории она так в Варшаве и оставалась. Повезло не погибнуть, в сорок пятом с братом встретилась. А здесь сам Сталин вспомнил, биографию Рокоссовского прочитав. Ее хотели из Варшавы еще до начала вытащить, но что-то не сложилось, пришлось вот так, с нашей помощью.
А пожалуй, что правильно! Ведь Рокоссовский не абы кто, а один из лучших наших полководцев, здесь, как и в нашей истории, один из авторов «Багратиона». И его душевное спокойствие многого стоит — если теперь он сумеет лучше битву спланировать и провести! И его отношение к товарищу Сталину опять же…
И нам, кстати, наглядный урок. Выходит, нет здесь фанатизма: «Забудь дом и семью ради дела мирового коммунизма». А семейные узы очень даже ценят!
Кто вторая? А это секрет. Тут сразу Особый отдел и самолет до Москвы, самому Берии докладывали. Политика какая-то, не нашего ума дело.