Северный крест. Миллер

Поволяев Валерий Дмитриевич

Человеком Арсюха был прижимистым, не то что матрос первой статьи Андрюха по фамилии Котлов.

У Анд рюхи характер был совсем иной. Если бы Арсюха попросил у него деньги, Андрюха никогда не стал бы жаться; отдал бы последнее — а вдруг жалкие бумажки эти продлят человеку жизнь либо спасут заблудшую душу? И никаких процентов не стал бы брать.

У Арсюхи таких промахов не бывало — Арсюха никогда никому не давал и рубля, не заручившись возвратом денег и не уговорившись о процентах, которые этот рубль должен притащить в его карман у себя на хвосте.

Потому

и живут они по-разному, Баринов и Котлов, и одеты по-разному: Арсюха — во всё английское, обут в ботинки из толстой оранжевой кожи, форменка сшита у него из плотной синей ткани, которую ни солнце не берёт, ни вода, штаны-клёши на Арсюхе такие, что одним проходом по улице он, будто примерный дворник, всю Соломбалу очищает от мусора и окурков, не говоря уже о центральных проспектах — даже юбки у баб, кажется, не бывают такой ширины; у Андрюхи же Котлова всё худое. Штаны с форменкой он даже не помышляет себе сшить, довольствуется тем, что дают на корабле, обувь носит корабельную. А что на корабле, кроме дыр да заплат, могут дать? Только дыры и заплаты.

— Я материи жалеть на себя не намерен, — говорил Арсюха и топал по земле короткими, плотно сбитыми ногами-тумбами. — Если мне понадобится израсходовать на клёши двадцать метров, я не задумываясь, тут же куплю их... Понятно?

Андрюха такие разговоры не поддерживал — знал, что окажется в проигрыше. Себе будет дороже...

Причал, у которого стояла миноноска, был деревянным, в щелях хлюпала вода, около свай плавала дохлая треска, изрубленная винтами — не успела самодовольная рыба увернуться, вот её и приволокло сюда; чуть в сторонке сидел дымчатый усатый кот и заворожённо смотрел на рыбу — был голоден.

Пахло морем, гнилыми водорослями, солью, мокрым деревом, ещё чем-то непонятным и острым, из камбуза доносился запах еды — кок Митька Платонов готовил на обед борщ, настоящий флотский борщ, в котором черпак стоит, как солдат на часах — по стойке «смирно», — стоит и не заваливается.

Из щели в причале наружу выбралась большая рыжая крыса с одуванчиково-светлыми, странно светящимися усами, будто она работала в местном театре художником и пустила краску не по назначению; крыса озабоченно покрутила головой, задержала презрительный взгляд на неподвижном коте, фыркнула по-собачьи, затем, окинув опытным взглядом миноноску, неторопливо полезла на канат.

Двигалась она ловко, уверенно — видать, немало покаталась на кораблях, заходивших в архангельский порт. Арсюха довольно потёр руки.

— Давай, давай, усатая, носатая, зубастая, злобная, спеши, спеши сюда, родимая. — Хоть и сонные глаза были у Арсюхи, но очень цепкие — он видел всё. Одновременно мог следить за несколькими объектами, причём друг от друга далёкими, такими, что сразу не разглядишь — чтобы разглядеть их, надо не менее четырёх раз обернуться вокруг себя.

Крыса, словно бы услышав приглашение человека и уловив в его голосе доброжелательные нотки, двинулась по носовому канату быстрее.

— Молодчага! — похвалил её Арсюха. — Пхих!

Кот, сидевший на причале, проводил крысу долгим, ничего не выражающим взором и вновь стал

смотреть на дохлую треску, плавающую в воде. Треска была ему интереснее злобной, истекающей салом крысы.

Не доходя до первой фанерки метра три, крыса остановилась, приподняла голову, зашевелила светящимися жёлтыми усами, соображая, как же действовать дальше, и вновь поползла вперёд. Вообще-то она могла и не напрягать свои мозги, ведь ещё ни одна крыса, пробирающаяся на корабль, не повернула назад: всякая крыса в таких ситуациях бывает нацелена лишь на одно — вперёд и только вперёд!

— Пхих! — то ли чихнул, то ли кашлянул, то ли напряг свою задницу Арсюха, это был его коронный звук, и чем он его производил, понять было невозможно.

Крыса заскользила по канату быстрее — необычный звук подогнал её. У самой фанерки она приподнялась на задние лапки, выглянула из-за отбойника, будто из-за некого боевого бруствера, и, встретившись взглядом с Арсюхой, недовольно пошевелила усами.

— У меня ещё одна мадама, — тем временем сообщил Андрюха.

Послышался влажный шлепок — это Андрюха взмахнул палкой и сбил «мадаму» в воду.

— У меня сейчас тоже будет, — запоздалым эхом отозвался Арсюха. Поманил крысу пальцем. — Утю-тю-тю! Иди сюда скорее, голуба, я соскучился по тебе. Пхих!

Обнюхав отбойник, крыса не нашла в этой плотной, пахнущей другими крысами фанерке ничего опасного для себя и неторопливо полезла на неё. Человека она не боялась, встреча с двуногим «венцом природы» была заложена в её голове, запрограммирована, она не ведала пока, как его обойдёт, но то, что сумеет его обойти, знала точно.

— Утю-тю-тю! — вновь поманил к себе крысу Арсюха.

Крыса впилась когтями в фанерку, повисла на ней, словно большая жирная муха, потом подтянулась, всадила в дерево когти задних лапок. Прошло немного времени, и она достигла вершины отбойника.

— Пхих! — чихнул Арсюха.

Арсюхино «пхих!» подействовало на крысу, как команда, она перевалила через вершину отбойника, вытянула перед собой тонкие маленькие лапки, прицелилась — важно было сползти с фанерки и точно попасть когтями в канат.

Фанерка дрогнула — на канат она была насажена плотно, без зазора, но не настолько, чтобы не отреагировать на вес крысы, — и её высокий конец неторопливо пополз вниз. Крыса впилась в неё когтями, заверещала, фанерка убыстрила ход, и тяжёлая желтоусая лариска не удержалась на ней, торпедой понеслась вниз, в чёрную, маслянисто поблескивающую воду.

От тяжёлого шлепка поднялась мелкая волна, врезалась в скулу миноноске. Арсюха лениво поднялся, глянул вниз. Крыса барахталась в воде, не зная, куда направиться.

— Что, можно поздравить? — выкрикнул с кормы Андрюха.

— Можно. Дамочка моет ноги. Собралась на бал, а туда, — Арсюха захихикал, — с грязными ногами не пущают.

— Меня эти дамочки совсем замучили — передохнуть не дают, лезут одна за другой — готовы шлёпаться на колени.

— Тьфу! — отплюнулся Арсюха, приподнялся снова — по набережной, пуская из выхлопной трубы кудрявый белый дымок, катил автомобиль.